Не позднее полуночи - [2]

Сам Цезарь над людьми меня вознес,

Свела с Антонием любви слепая сила.

Но пробил час — без ропота и слез

Змею себе на сердце пригласила.

— Ну, тут дело ясное — Клеопатра. Номер два тоже не трудней:

Мудрено жену владыки Арагона

Красотой чужих земель смутить,

Но отдам в залог сокровища Короны,

Чтоб корабль Колумбу снарядить.

— Правда, не припомню, встречал ли я где-нибудь упоминание о том, пользовалась ли королева Изабелла парфюмерией, но, похоже, у нее просто не было другого выхода — ведь в пятнадцатом веке ванн вроде бы еще не принимали… Могу привести вам также описание Женщины номер три, четыре и пять. Потом они постепенно стали усложняться, и где-то к десятой я даже перестал затруднять себя чтением их примет. Так что одному Богу известно, во что все это вылилось к двадцатому номеру… Но чтобы у вас было полное представление, прочту еще одно стихотворение, седьмое или восьмое, не припомню точно:

Сын мой — герцог. Но имя свое

Умолчу. Одна из причин —

Каждый скажет: любил меня

Мистера Брауна сын.

— Это, по-моему, уже вообще какая-то ахинея… Если учесть, сколько сыновей за исторический период произвели на свет бесчисленные мистеры Брауны и сколько из их сыновей…

— Пф-ф-ф… — Вульф перевернул страницу. — Это Нэлл Гуин, английская актриса.

Я обалдело уставился на Вульфа.

— Хм… Скажите, пожалуйста, а ведь я и вправду что-то такое припоминаю. Кажется, одного из её дружков действительно звали не то Браун, не то Браунсон… Только он-то здесь при чем? Ее ведь должен был прославить какой-то король?

— Карл Второй, — Вульф явно гордился собой. — Сыну от нее он пожаловал титул герцога. А отец его, Карл Первый, путешествуя в молодости инкогнито по Испании, называл себя мистером Брауном. Ну и, само собой, Нэлл Гуин была любовницей Карла Второго.

— Я вообще-то предпочитаю слово «возлюбленная»… Ладно, сдаюсь, ваша взяла. Вы же у нас эрудит, сколько тысяч книг проглотили… А вот отгадайте-ка тогда еще одну загадку, кажется, девятую:

Закон, что он издал до нашей встречи,

Женой его мне зваться запретил.

Запрету своему смиренно повинуясь,

До дней последних он меня любил.

— Ну что? — я щелкнул пальцами. — Кто эта дама?

— Арчи, — он повернул голову в мою сторону. — Ты, кажется, собрался куда-то идти?

— Ну что вы, сэр, вовсе нет. Сегодня, во всяком случае, никуда. Правда, Лили Роуэн заказала столик во «Фламинго» и предлагала заскочить потанцевать, но я ответил, что могу вам понадобиться, а уж ей ли не знать, как я незаменим…

— Пф-ф-ф… — он начал было свирепеть, но потом, как видно, передумал, решив, что дело того не стоит. — Ты собирался уйти и своей назойливостью пытался заставить меня предложить тебе это, свалив таким образом ответственность за свое отсутствие на меня. Ну так ты своего добился. Я настаиваю, чтобы ты наконец удалился и оставил меня в покое.

Вообще-то, у меня в запасе было что ему ответить, но он вздохнул и снова углубился в журнал, и я решил приберечь свои каламбуры для другого раза. Когда я уже направлялся в прихожую, мне в спину пробубнил его голос: «Ты перед ужином побрился и сменил костюм».

Вот какие неудобства приходится испытывать, когда живешь и работаешь с великим детективом.

2

Накануне я здорово припозднился, и поскольку никаких срочных дел с утра не предвиделось, то спустился в среду на кухню только в десятом часу, с удовольствием предвкушая завтрак, который по обыкновению состоял из грейпфрута, овсянки, блинов, ветчины, черносмородинового джема и кофе. Вульф, как обычно, уже позавтракал у себя в комнате и поднялся в оранжерею для утреннего священнодействия со своими любимыми орхидеями.

— Как приятно видеть. Арчи, — заметил Фриц, выливая на сковородку очередную порцию своего особого, фирменного теста для моего четвертого блина, — что тебе наконец-то некуда спешить и ты можешь насладиться спокойным отдыхом. И ничто его не нарушает.

Я закончил читать заметку в «Таймсе», который был разложен передо мной на специальной подставке, прожевал что было во рту, сделал небольшой глоток кофе и только потом заговорил.

— Не хочу скрывать от тебя, Фриц, что нет больше ни единого существа на свете, которое я мог бы терпеть рядом с собой, когда завтракаю и читаю утреннюю газету. Ты — совсем другое дело. Когда ко мне обращаешься ты, я знаю, что не только не должен непременно что-нибудь ответить, но даже могу и не прислушиваться, будучи уверенным, что ты всегда меня правильно поймешь. Однако на сей раз считаю своим долгом довести до твоего сведения, что прекрасно понял, что ты имеешь в виду. В частности, своей репликой ты выразил опасение, не означает ли мой безмятежный отдых отсутствия в данный момент у нас клиентов и срочных дел, и тебя беспокоит, как бы это не отразилось на нашем банковском счете и не привело к снижению уровня комфортности нашей жизни. Я ведь тебя правильно понял, не так ли?

— В общем да, — он ловко сбросил мне на тарелку пышный, поджаренный до золотистой корочки блин. — Хотя ты напрасно думаешь, будто меня это тревожит, вовсе нет. Здесь, в этом доме, об этом никогда не приходится волноваться. С такими людьми, как мистер Вульф и ты…

Раздался телефонный звонок. Я прямо там же, на кухне, поднял трубку и услышал глубокий баритон, сообщивший мне, что его обладателя зовут Рудольф Хансен и что он желает говорить с Ниро Вульфом. Я ответил, что до одиннадцати часов сам Вульф недосягаем, но если что-нибудь срочное, то я могу передать. Он заявил, что должен немедленно с ним увидеться и будет у нас через пятнадцать минут. Я довел до его сведения, что до одиннадцати ни о чем не может быть и речи, если он не попытается мне объяснить, с чего вдруг такая спешка. В ответ он сообщил мне, что через пятнадцать минут прибудет, и повесил трубку.