Не позднее полуночи - [12]

— Присядьте, мадам. Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Ха! А ведь вам-то вроде тоже полагалось бы иметь мозги. Они прекрасно знают, что один из них пришел, убил его и взял эту бумагу, а теперь они хотят…

— Прошу вас, будьте поаккуратнее с местоимениями. Вы что, действительно хотите сказать, что бумагу взял один из моих клиентов?

— Конечно, нет. Это сделал кто-то из конкурсантов. Но они все из-за этого оказались в такой дыре, что им ни за что из нее не выбраться, если им не удастся доказать, кто именно её взял. Вот они и придумали всю эту историю, будто все это была только шутка и никакой бумаги вообще не было, и когда мы пришлем им ответы, они вручат нам призы и думают, что таким образом все уладится, если, конечно, полиция не поймает убийцу, а она его, может, и вообще никогда не найдет. Но этот номер у них не пройдет. Ведь у убийцы будут правильные ответы, все пять, но ему придется доказать, где он их нашел, а он не сможет. Судя по всему, эти стихи ужасно трудные, и за пару часов в библиотеке их не разгадать.

— Да, пожалуй. Но ведь и вы, мадам, тоже вряд ли сможете это объяснить. Ведь там, дома, ваши коллеги уже над ними работают. Вы уже уходите?

Она было направилась к двери, но обернулась.

— Я возвращаюсь в гостиницу, у меня там встреча с полицейскими. С ними я тоже работаю мозгами, и к тому же я знаю свои права. Я сказала им, что вовсе не обязана ходить к ним сама, пусть они ко мне приходят, если, конечно, они меня не арестуют, но не думаю, чтобы они посмели это сделать. Я не позволю им обыскивать свою комнату или рыться в моих вещах. Я уже рассказала им все, что видела и слышала, и больше они от меня ничего не добьются. Ах, они, видите ли, еще хотят знать, что я думаю! Видите ли, им хочется узнать, считаю ли я, что на бумаге, которую он нам показал, действительно были ответы! Но я, признаться, никак не пойму, почему это я должна говорить им, что я думаю… А вам я, конечно, скажу, и вы можете передать вашим клиентам…

Она вернулась к креслу и уже начала снова присаживаться, так что я было потянулся к записной книжке, но едва её зад коснулся кожаного сиденья, как она тут же резко произнесла: «Нет-нет, у меня назначена встреча», выпрямилась и промаршировала к двери. Когда я подоспел к вешалке, она была уже в пальто, и мне пришлось поторопиться, чтобы успеть, опередив ее, схватиться за ручку двери и выпустить её на улицу.

Когда я вернулся в кабинет, Вульф сидел ссутулившись, с шумом вдыхая носом и выдыхая ртом воздух. Он был в полной прострации. Я засунул руки в карманы и взирал на него сверху вниз.

— Значит, она все-таки сказала полиции про Далманна и бумагу, — произнес я. — Что ж, это даже к лучшему. До обеда осталось двадцать минут. Может, пива? Я готов сделать исключение.

Он состроил гримасу.

— Может, — предложил я, — попробовать раскопать через лос-анджелесскую справочную службу эту миссис Чарлз Дрейпер и поинтересоваться, как у них идут дела со стихами?

— Бесполезно, — жалобно проворчал он. — Даже если она убила его и у нее есть ответы, она в любом случае позвонила бы и сообщила своим друзьям стихи. Она ведь сказала, что у нее есть мозги. Да будь у меня ответы, я мог бы… нет, это, пожалуй, было бы преждевременно. Ты не забыл, что у тебя в половине третьего свидание?

— Нет, не забыл. Раз уж фирма с затратами не считается, может, имеет смысл позвать Сола, Фреда, Орри и Джонни и прицепить «хвосты» конкурсантам? Все равно, не вам же платить. Правда, четверо из них живут в «Черчилле», так что это будет та еще работенка…

— Бессмысленно. Все, что можно узнать таким образом, полиция все равно выяснит намного раньше нас. Они могут…

Зазвонил телефон. Я снял у себя на столе трубку, услышал давно знакомый низкий, хриплый и какой-то пустой голос и попросил его владельца не вешать трубку, сообщив Вульфу, что с ним желает говорить сержант Пэрли Стеббинс. Он потянулся к своему телефону, а я, как обычно, если не поступало специальных указаний, продолжал слушать по своему.

— Да, мистер Стеббинс. Ниро Вульф у телефона. Как поживаете?

— Да так себе. Что если я загляну к вам, скажем, часа в три?

— Сожалею, но в это время я занят.

— Полчетвертого?

— Я буду все еще занят.

— Ладно… думаю, дело потерпит до шести. Тогда значит в шесть?

Пэрли прекрасно знал распорядок дня Вульфа и вполне отдавал себе отчет, что оранжерейное священнодействие с четырех до шести может нарушить что-нибудь никак не меньше водородной бомбы.

— Весьма сожалею, мистер Стеббинс, но, боюсь, сегодня у меня уже не останется времени ни днем, ни вечером. Может быть, вы попробуете рассказать мне…

— Ну, конечно. Просто хотел немного поболтать с вами, чисто по-дружески. Было бы интересно узнать ваши соображения об одном убийстве.

— У меня нет никаких соображений ни о каких убийствах.

— Так-таки и нет? Интересно, тогда какого же черта вы… — он взял себя в руки и продолжил уже другим тоном. — Послушайте, ведь мы с вами давно знаем друг друга. Вам прекрасно известно, что я совсем не страдаю галлюцинациями. В половине первого к вам в дом вошла некая женщина по имени Гертруда Фрейзи, и, по моим сведениям, она все еще находится у вас. Ну, так как, вы по-прежнему будете утверждать, что у вас нет никаких соображений по поводу убийства некоего человека по имени Луис Далманн? Расскажите это Гудвину. Да не бойтесь вы, я вовсе не собираюсь отнимать у вас кусок вашей добычи. Просто зайду и задам пару вопросов. Так, значит, в шесть?