(Не)полное зачатие - [40]

Я сказал это громко. Так, чтобы слышал весь битком набитый людьми банкетный зал. И при этом преследовал сразу две цели.

Первое — уколоть Аллу, откровенно жавшуюся в своему новому спонсору. И ведь надо же, кто это был! Мой главный конкурент на рынке спортивного инвентаря. Тот, с кем в настоящее время я ожесточенно соперничал за крупный контракт от немецкой фирмы. Определенно, моя бывшая умела выбрать себе кавалера! Глядя на них двоих, я испытал дурное предчувствие. Это было так непохоже на Конева — выбирать себе в спутницы таких, как Алла. Нет, она, конечно, была красивым аксессуаром, но мой заклятый враг обычно предпочитал женщин с иными достоинствами.

А еще была вторая причина тому, что я сказал. И она же — самая главная. Это желание защитить Оксану от того презрительного взгляда, которым окинула ее Алла. И от которого у меня руки мгновенно сжались в кулаки.

Но одним лишь созерцанием дело не закончилось. Подойдя к нам ближе, Алла еще раз нарочито оглядела Оксану с головы до ног и я крепче сжал руку Беляшкиной, давая понять, что не позволю ее обидеть.

— Женишься, значит… — протянула Алла, остановившись взглядом на моем лице. — На этом куске сала?

Кинув взгляд на Оксану, я увидел, как кровь бросилась ей в лицо. Со всех сторон послышались издевательские смешки. Я обвел присутствующих уничтожающим взглядом и все затихли в ожидании моего ответа. И скандала. Который я готов был им предоставить.

— Женюсь на женщине, которая мне дорога, — отчеканил я, прижимая к себе одеревеневшую Беляшкину.

Кусок сала… как же мерзко это звучало! Именно звучало, но не выглядело. Потому что я, глядя на Беляшкину, не замечал того, над чем потешалась эта недалекая публика. Они могли думать о ней что угодно — мне было плевать. Ведь они не видели ее моими глазами. Женщину, родившую мне ребенка и показавшую, что значит быть семьей.

Надо было уходить отсюда. Я видел, что всего случившегося для Оксаны уже слишком. Но удалиться я собирался эффектно и гордо.

Однако прежде, чем я успел сделать шаг, подал голос Конев. С мерзкой усмешкой на губах он сказал:

— Терлецкий, с учетом твоих новых вкусов… может, тебе пора делать чехлы для танков?

Я холодно улыбнулся и мгновенно парировал:

— Спасибо за идею. А тебе, может, вложиться в искусственный интеллект? Твой собственный тебе, похоже, отказал.

— А вот я не отказала! — встряла ни к селу, ни к городу, Алла.

Я усмехнулся. Что верно, то верно. Она никогда не отказывала тем, у кого счет был длиной хотя бы в шесть нулей.

— Мы с Пашечкой тоже поженимся! — добавила она, разве что на этого «Пашечку» не запрыгнув.

Я кинул саркастический взгляд на Конева, который явно был к такому не готов. Но мне было плевать на их отношения и кто кому в каком месте отказал или не отказал. Взяв бокал красного вина с подноса проходящего мимо официанта, я провозгласил:

— Поздравляю!

И от души отсалютовал бокалом так, что его содержимое щедро расплескалось на платье Аллы. Багровая жидкость по белому атласу.

— Ааааа! — завопила она, размахивая руками. — Мое платьишкоооо!

Я усмехнулся, прекрасно зная, что у Аллы не хватит мозгов его отстирать. Режимы машинной стирки были слишком тяжелы для ее мозга и все вещи она носила обычно в химчистку. На которую вряд ли имела сейчас средства.

— Какая жалость, — состроил я скорбную мину. — Но я уверен, твой жених купит тебе новое.

И, повернувшись к Беляшкиной, сказал (снова достаточно громко):

— Поедем домой, милая. Я уже весь изголодался по тебе!

Причем насчет последнего не приврал ни разу.

— Зачем это все?

Беляшкина задала этот вопрос, когда я вырулил со стоянки ресторана. Так как алкоголь я в этот вечер не пил, то мог вести машину с чистой совестью.

Кинув взгляд на ее замкнутое лицо, я уточнил:

— Зачем что?

— Весь этот спектакль.

Я сделал вдох. Да, все происходившее взаправду походило на дурно сыгранную пьесу, но это не было ложью.

— Это не спектакль, — ответил я после небольшой паузы.

— А что же? Предложение руки и сердца? — усмехнулась невесело Беляшкина.

Я ее понимал. Мало какая девушка захочет, чтобы это происходило так.

— Я подумал, что это вполне логичное решение, — наконец размеренно произнес я.

— Логичное? — переспросила Оксана. — Но тебе ведь еще не все равно на нее, так?

— Не понимаю, о чем ты, — ответил я сквозь инстинктивно сжавшиеся челюсти.

— Тебе не все равно на твою Аллу.

— Ошибаешься, — ответил спокойно. — Все не так, как ты могла подумать.

— Да мне вообще плевать, — отрезала Беляшкина и отвернулась.

Я вдруг понял, что улыбаюсь, как почетный идиот. Да она ревновала! Оказывается, это весьма приятное ощущение.

— Знаешь, почему мы с ней расстались? — спросил я и, проигнорировав молчание в ответ, добавил:

— Потому что я не был готов на ней жениться.

— А на куске сала, значит, готов?

Она старалась говорить насмешливо, но я распознал в ее голосе обиду. И разозлился. На Аллу за ее поганый язык. На саму Беляшкину за то, что слушала эту идиотку.

— Ты — не кусок сала, — отчеканил я. — И мне с тобой хорошо.

Кинув на нее недвусмысленный взгляд, я добавил:

— И было бы еще лучше, если бы ты не занималась беговыми упражнениями.

Она покраснела и больше ничего не сказала. Оставшийся путь до дома мы проехали в молчании.