Не покидай меня - [50]

Но больше всего мысли Виктора были заняты старшими Заботиными. Он присосался к ним, как пиявка, чуя крупную поживу. Он не знал, каким образом ему удастся их обобрать, не представлял, когда и в каком виде, но желание сделать это было очень велико.

Разобравшись с Ириной, Виктор, наконец, уловил тот долгожданный момент, когда жизнь старшей четы Заботиных снова немного пришла в норму.

Он проделал все тот же трюк со звонком консьержке, чтобы проникнуть в подъезд. В квартире было темно и прохладно. Скорее всего, уже отключили отопление. Виктор принес с собой переносной винчестер, чтобы скачать на него данные с таинственного ноутбука, и фотоаппарат для копирования найденных бумаг.

Кабинет был заперт на ключ, но у Виктора давно имелся запасной. Здесь отчетливо угадывался запах коньяка. Олег Иванович снова втихомолку пил. Виктор надеялся, что цирроз сведет старого бонвивана[14] в могилу быстрее, чем черт пукнет.

А вот и сейф… Это был железный ящик с одной замочной скважиной. На всякий случай Виктор проверил, не подключен ли он проводами к какой-нибудь скрытой сигнализации. Ничего похожего не нашлось.

Тогда он вытащил сделанный в мастерской дубликат ключа и вставил в замочную скважину. Сначала ключ не хотел поворачиваться, но потом внутри что-то резко щелкнуло. Ключ все же повернулся. Виктор натянул медицинские перчатки и осторожно приоткрыл дверцу. В небольшом пространстве, ограниченном толстыми стальными стенками, лежали небольшая пачка 100-евровых купюр, простая металлическая шкатулка, пистолет и папка с какими-то документами.

Виктор аккуратно разложил на столе свои находки. Он чувствовал, что очень скоро все поймет.

Для начала открыл шкатулку. В ней были плотно упакованы и скреплены резинкой бумаги на английском и французском. В некоторых Виктор узнал банковские договоры на открытие депозитного счета, договор с юристом в Лихтенштейне на оказание помощи и разрешение проводить операции с банковским счетом. Почти все бумаги датировались 1991–1994 годами, но были и новые. В основном речь шла о банке LGT Bank in Liechtenstein, где размещался номерной депозитный счет на два миллиона пятьсот тысяч французских франков под девять процентов годовых. В той же шкатулке Виктор нашел и дебетовую карту этого же банка. Была и выписка о текущем состоянии счета, который составлял на начало года триста семьдесят пять тысяч евро.

Как старому пердуну Заботину удалось провернуть такое, Виктор пока понятия не имел, но теперь стало вполне очевидным, что на 0,75 процента в месяц с 375 тысяч евро вполне можно неплохо жить! Это почти три тысячи евро в месяц! Причем банки Лихтенштейна, в отличие от банков Швейцарии, гарантировали выплату дохода по процентам. Не удивительно, что старики столько лет совершенно свободно катаются как два кусочка масла в сметане. Но откуда такая сумма, черт побери? Откуда?!

Ответ на этот вопрос Виктор рассчитывал найти в документах и в ноутбуке Олега Ивановича. Взглянув на часы и удостоверившись, что у него есть час в запасе, включил компьютер и присоединил к нему свой переносной жесткий диск.

Этот час Виктор использовал, роясь в бумагах и кое-что копируя при помощи фотоаппарата. Даже поверхностного взгляда хватило ему на то, чтобы проследить «родословную» денежек, оказавшихся в мирном, крепком LGT Bank in Liechtenstein. Счет, открытый там, позволил Заботиным пережить все российские катастрофы последних двух десятилетий. Это было так умно, так изящно и так… по-заботински, что Виктор не мог не восхищаться.

Он не тронул ни купюр, ни пистолета. Только забрал некоторые ключевые оригиналы документов, старые авиабилеты, чеки и ордера. Олег Иванович был теперь все равно что раздет. Виктору оставалось только хорошенько подумать над тем, как половчее припереть старого селадона к стенке.

Ира

Она теперь все время спала. Сон Иры был тягостной мукой, от которой она никак не могла освободиться. Она не могла вспомнить, где и когда начался этот сон. Она помнила вокзал. Помнила электричку. Сначала переполненную, а потом почти пустую. Помнила, как пошла куда-то. Вероятно, в туалет… Она шла сквозь пустые вагоны, чувствуя позади себя движение, но не обращая внимания на двигавшегося чуть позади мужчину. Она уже открывала дверь туалета, как что-то страшное и тяжелое обрушилось на ее голову. На целую вечность Ира выпала из этого мира. Но спустя какое-то время телом ощутила шарящие руки, опустошавшие ее карманы, выдиравшие из ее рук сумку. Она лежала ничком между стеной и унитазом, с интуитивным содроганием находила в себе силы думать о запахе и о грязи, в которую попала. А потом раздался щелчок закрываемой двери. Электричка убаюкала ее раскалывавшуюся на острые части голову. Все провалилось в темноту. Лишь покачивание вагона убеждало Иру в том, что мир существует и она в нем пока еще есть.

Иногда Ира слышала настойчивое дерганье ручки двери. Хотя не понимала значения и смысла этого шума. Явления и вещи в ее сознании утратили человеческий смысл, привычно отраженный в словах.

Еще вечность прошла до того, как кто-то открыл дверь. С этого момента Иру начали дергать, толкать, плавно нести куда-то. Она слышала звуки, но не могла понять, что они означают. Она отдалась на волю тех, кто был реальнее ее, кто лучше ее знал, что с ней происходило. Потом она погрузилась в тот самый долгий сон, из которого не могла найти выхода и который не спасал ни от боли, ни от мучительного желания что-то вспомнить. Ее терзал свет — требовательный свет жизни, частью которой она перестала быть. Ей хотелось сказать, чтобы ее оставили в покое во тьме и самобичующем раскаянии. В них она находила утешение. Но свет и звуки неизменно вторгались в ее темные сны, разрывали их, словно бумажные стены китайского дома.