Не покидай меня - [40]

— Ладно. Доказал. Дальше что? — она скрестила руки на груди в защитном жесте.

Несмотря на имевшиеся у него на руках козыри, эта стерва, кажется, совершенно не понимала, в каком дерьме могла оказаться, если бы он того пожелал.

— Ваше червивое копошение в своем жалком быте, ваши темные страстишки меня интересуют постольку-поскольку. Смотришь канал «Дискавери»? Там есть программа «Разрушители мифов». Вот я один из таких разрушителей. Терминатор для вашего семейного курятника. Кто-то ведь должен встряхнуть вашу правильную семейку.

— Пусть мы «правильная семейка», пусть будет по-твоему, — кивнула она. — Но ты в ней не «терминатор», Дядя Витя, а всего лишь заноза, которая вообразила себя осью мира. Ты сейчас всем своим видом намекаешь мне, буквально кричишь: «Бойся меня!», потому что процесс дерганья ниточек доставляет тебе удовольствие. А я вот тебя не боюсь, Дядя Витя. Не дорос ты до того, чтобы тебя боялись. И, думаю, не дорастешь.

Как же ему хотелось заткнуть этот красивый надменный ротик.

— Для блудливой кошки ты слишком смелая, не находишь?

— Мне совершенно плевать на твое мнение.

— Может, ты изменишь свое мнение, когда разглядишь во мне мужчину? — он притянул ее за руку к себе.

У нее на лице появилось выражение гадливости.

— Сильно сомневаюсь, что разгляжу.

— Что ж, насильно мил не будешь, как говорится. Но со мной лучше дружить. Ирочка, ты не знаешь своего Леню и старших Заботиных. В моих силах оставить от твоей жизни ру-и-ны! — Виктор с наслаждением произнес это слово, впиваясь в нее взглядом. — И никакая любовь не поможет.

— Может, с любовью у нас не все так хорошо. Но это, по крайней мере, по-человечески и понятно. И уж совсем не похоже на кражу книг из библиотеки… Леня всегда знал, что это ты. Только он себе в этом признаться не хочет. Он всегда думает о человеке лучше, чем он, возможно, есть на самом деле… Предупреждаю, не трудись приближаться ко мне и к моему дому. Не лезь туда, куда тебя не приглашают. Иначе устрою самый безобразный скандал в твоей жизни. Я это могу, поверь.

Ира скрылась в подъезде, а он еще некоторое время перебарывал серый цвет в глазах. Потом подобрал деньги и отправился прочь от дома.

Через мгновение он взглянул на знакомые окна на пятом этаже. Все тот же серый цвет…

Виктор решил, что с сейфом Олега Ивановича надо действовать быстрее. Чем быстрее, тем меньше серого цвета окажется в его жизни. Он был в этом совершенно уверен.

«Бойся меня. Бойся меня. Бойся меня», — настойчиво и нервно стучало в его голове.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

El sueco de la razyn produce monstruos[12].

Андрей

В доме после разговора с Валентиной установилась тишина. Близнецы, уезжавшие то на сборы, то на соревнования, казалось, не замечали ничего, что происходило между родителями.

Тишина не пугала Андрея. Он старался не замечать ее. Утром бегал, как обычно, завтракал, уезжал в офис. Работа и подготовка к переезду в Нижний отнимала большую часть дня, да так порой, что думать о чем-то постороннем времени у него не оставалось. Семен с расспросами не приставал, только пытался вытянуть в боулинг или в сауну «снять стресс». Добрая душа. Вряд ли Сема понимал всю сложность происходящего.

Валентина зря угрозами не разбрасывалась. Она что-то готовила в офисе. До него доходили сведения о ее наездах к бухгалтерам. Потом она потребовала отчеты по текущим проектам, которые вела фирма. Андрей не спорил и не препятствовал. Валентина несколько лет не занималась делами, отойдя в сторону еще на стадии первых крупных заказов, и что она почерпнет из нынешней ситуации на строительном рынке трудно было понять.

Через неделю Валентина забрала из частного пансиона в Монино свою мамашу. Старухе на днях исполнялось 95 лет, и она почти ничего не соображала. Может быть, жена действительно вдруг воспылала нежной заботой к матери, а может, просто хотела досадить Андрею, даже в лучшие годы едва выносившего эту склочную, упрямую до идиотизма старуху. Валентина сама за ней ухаживала, снося и каркающие ругательства, и дурное поведение. Оказалось, Валентина могла вполне спокойно пережить даже то утро, когда Нина Ивановна размазала все фекалии не только по простыням, но и по мебели в отведенной ей комнате.

Старуха лишь несколько часов в день вела себя сознательно, отдавая себе отчет в том, где находится и рядом с кем.

— Разбогатела, сучка, — иной раз ласково начинала она разговор с дочерью. — Домик отгрохала, мебель заграничная. А мать в занюханную богадельню сдала, да? И плевать, что ее там санитары-кобелюки насильничают, деньги отбирают. Сука ты сука, я ж ли тебя не рОстила, я ж ли тебя не хОлила, в попу целовала на каждый чих?

— Ты-то? — отвечала Валентина беззлобно. — Авоськой да шнуром ты меня, помню, хорошо туда «целовала». Синей ходила неделями.

— Мало ходила, — кряхтела Нина Ивановна, закутанная после ванной в банный халат с головы до пят, — если ты теперь такая курва.

— Да? А что ж теперь эта курва тебя моет, одевает, кормит? И живешь ты не в поганом доме престарелых, где пара тапок на троих, а в дорогом заведении с медсестрами? Сто пятьдесят тысяч рубликов в месяц, мамочка.