Не покидай меня - [14]

— Вряд ли это можно назвать жизнью, — вздохнул толстяк. — Так, существование…

— Наверное, открою тебе Америку, но скажу, Дима. Это не существование. Это жизнь такая. А ты максималист. Каждый выбирает, как ему жить. И осуждать никого нельзя. И чваниться нельзя. Ты — хочешь, можешь менять что-то в своей жизни. Другой — не хочет или не может. Ради бога. Он никому мозоли не давит.

— А мне, ребята, нравится индивидуалистическая мораль американцев — мне до тебя нет никакого дела! хоть на голове стой! ходи задом наперед! живи в трейлерном парке в трейлере хоть до гробовой доски! Живи, как тебе нравится, если никому, в том числе и мне, не мешаешь. У нас же — сплошные рефлексии по поводу того, как живет сосед.

— Никого не осуждаю! — поднял руки толстяк.

— Не путать с милосердием! — покачал головой Андрей. — Это другое. Это в нашей крови! Если надо помочь, то делать это следует тактично и недемонстративно. Осуждение в словах «вряд ли это можно назвать жизнью» просто сквозит. А факт в том, что каждый человек живет так, как может, как умеет. Вот и все. Приглашает он вас в эту жизнь — участвуйте. Нет — не надо навязываться и даже оценивать нельзя, ибо каждый может судить только со своей колокольни. А обзор с нее не очень хороший.

Спустя какое-то время все смешалось в ненужном споре, криках, песнях…

Ира ушла. А потом неожиданно для самой себя увидела Андрея, выбирающего спиртное. Вернее, это бутылки позвали его. Ира, бог знает зачем забежавшая в тот магазин, хотела пройти мимо к кассе, но потом развернулась и… Ее словно прошиб разряд тока, когда она прикоснулась к его высокому и крепкому плечу. Так, что несколько секунд ей казалось, что потеряет сознание. Ира увидела его лицо вблизи. Андрей почти не изменился. Только стал строже, мужественнее… Пришлось начать разговор, потому что первая нарвалась на него. Она даже не помнила потом, о чем говорила, и смысл слов ускользал от нее, как туман. С жадным нетерпением слушала его и не понимала, почему не хочется притворяться перед ним, как перед другими. Любыми другими людьми, в общении с которыми надо что-то иметь в виду, как-то неизбежно подстраиваться.

Ира не помнила, как они с Андреем вышли из того нелепого магазина. Стыд и желание боролись в ней, как на ринге боев без правил.

— Пойдем со мной, — сказал он.

Она машинально посмотрела на часы и ужаснулась тому, насколько неважным стало для нее время, в один момент оказались совсем не значащими мысли о том, что у Вероники надо проверить домашнее задание, всыпать ей за утопленный в унитазе телефон, а для Лени на ужин она не успеет приготовить его любимые сырники… Вдруг все это перестало быть предметом забот и волнений. Даже мысленная вспышка укора: «Идиотка!» не помогла очнуться от наваждения. Ира пошла за ним, потому что не могла иначе. Потому что не сделать это оказалось выше ее сил.

Она ощущала его дрожь, нетерпение и искреннее желание. Да, в этом крылось много лихорадочности, порыва, безумия, но Ира не хотела рассуждать. Все, что укладывалось в рамки логики и разумного, сейчас было чуждо ей.

Они приехали в какое-то маленькое кафе, из тех, которые выживают и работают годами, не меняя вывески.

Ира не уняла дрожь, даже выпив стаканчик глинтвейна. Она силилась понять, что же за человек перед ней и чем он отличается от того, которого знала раньше. А знала ли?.. Ира вполне отдавала себе отчет в том, что молодость на многое закрывает глаза, потому что за спиной все еще ощущаются крылья «будет», а безжалостное «было» еще не властно. На изучение предмета своей страсти нет времени, нет еще того зоркого душевного ока, способного увидеть сердце другого человека, разоблачить скрытое в нем.

— Знаешь, а мне домой давно пора. Сырники готовить для мужа, — выпалила она, хотя любому другому человеку по какой-то чудной и неистребимой житейской привычке не сказала бы ни о чем напрямую.

— Знаешь, мне тоже. Домой, — ответил Андрей, не отпуская ее руку, хотя ей не составило бы особого труда отстраниться, прочертить границу между ним и собой. Только вот границ не хотелось.

Как он смотрел на нее! Лгут романтики, когда бросают цветастые фразы — «ласкал взглядом», «в его глазах плескалось счастье и любовь», «в них читалось обещание блаженства».

Андрей звал. И просил помощи. И желал. И покорялся. И покорял силой великого мужского упрямства, не позволявшего отступить как с поля боя, так и от своей любви.

Они вышли из кафе. Ира не хотела ни думать, ни анализировать то, что происходило с ней. Стыда больше не было, как будто она получила право на этого мужчину. Или никогда его не теряла…

Андрей помог ей забраться в машину. Сам занял место за рулем, глядя перед собой какое-то время. Потом посмотрел на нее. В его взгляде читались просьба и вызов.

Движением ресниц она дала ответ. И в тот же миг мир перестал существовать. Поцелуй был неистовым, нежным, требовательным, сладким, разоблачающим, срывающим все покровы.

Они ничего не сказали друг другу. Даже когда поехали на свою первую квартиру «на час» где-то у Белорусского вокзала. Все забылось. Только мобильники рядом требовательно и бестолково вибрировали, призывая к ответу…