Не отверну лица - [82]

— Партийный? — вдруг спросил Гордей Пунин.

— Кандидат...

Они присели на разостланный Иваном брезентовый плащ.

С каждой фразой старика Данчиков все больше проникался уважением к старшему товарищу, убеждаясь, что судьба свела их здесь не случайно и не на один день.

3

Домик учительницы Марьи Архиповны Данчиковой в пригородном поселке стоял по соседству с разномастным жильем простых тружеников. Друзьями Петра была шустрая ребятня рабочих окраин. Чумазые и неловкие, подчас не умеющие извиниться за причиненное беспокойство, они хаживали в дом «учителки» и в самые критические моменты своих мальчишеских судеб, и совсем запросто, без всякого повода. Мать Пети Данчикова с какой-то внутренней восхищенностью относилась к своим угловатым питомцам. Она усматривала чуть ли не в каждом будущего Ломоносова, верила в спящую силу разума этих драчливых мальчишек и сопливеньких девчушек, гордилась тем, что обладает секретом пробуждения и окрыления их разума.

Приучая сына к аккуратности в одежде, соблюдению правил приличия, она не раз предупреждала, что основная ценность, человека все же в его делах. Из слов матери Петр Данчиков узнал многое...

Отцы этих мальчишек росли в большой бедности, знали и умели меньше своих детей, но в тяжкие для Родины времена оказывались годными на великие свершения. Полуграмотная и взъяренная ненавистью к образованным и лощеным барам Россия была поставлена перед необходимостью выделить из народной среды вождей и дипломатов, полководцев и ученых.

Зачастую это были люди, располагавшие примитивными сведениями из точных наук. Но время требовало от них немедленных решений по руководству миллионными массами, по вопросам международного значения. Они учились на ходу, меж заседаниями комитетов и схватками с вооруженным врагом, меж дипломатическими приемами и приемом трудящихся в местных Советах... Учились по-разному, одно усваивая лучше, другое хуже, налегая в основном на существо своей работы. Зачастую народные выдвиженцы на практике побеждали своих академически образованных оппонентов.

Лейтенант знавал не только по кинокартине «Чапаев» о крупных самородках и одаренных военачальниках. Он встречал таких людей на постах командиров полков и дивизий. Они охотнее пошли бы в разведку боем, чем на званый обед к интеллигентному вельможе, где нужно уметь ухаживать за дамами и знать, с какой стороны тарелки класть вилку и ножик, как выразить свое отношение к поданному блюду...

Совсем недавно на инспекторском смотре войскового соединения дежурный по гарнизону Матвей Белов, весьма заслуженный человек, подав команду «Смирно», приметил качнувшегося в задней шеренге бойца и гаркнул молодцевато:

— Прекратить шевеление в заду!..

Отведя глаза в сторону, чтобы не выдать невольной улыбки, член Военного совета, тридцатидвухлетний генерал, поднаторевший в академиях, сделал вежливое замечание пятидесятилетнему ветерану:

— Точнее подавайте команды, Матвей Парамонович!

— Бойцы меня отлично понимают, товарищ генерал! — обидчиво ответил командир полка.

И это было большой правдой.

...Матвей Белов до ухода на германскую войну, в прошлом батрак, не осилил даже собственной росписи и ставил при надобности крестик. Таблицу умножения он освоил с помощью комиссаров Фрунзенской дивизии. После гражданской войны, уже командиром сотни, отправился на борьбу с басмачеством. В одном случае напрашивался добровольно, в другом его отсылали по необходимости в те подразделения, которые стояли ближе к огню, требовали командирского опыта.

Младшие по званию, но более грамотные сослуживцы уезжали на курсы, в академию, быстро обгоняли Матвея Белова в чинах, а он все служил на самых обыкновенных постах, служил, не ропща и не зазнаваясь. А если и посетует на что-нибудь в письмах к отцу — суровой отповедью остепенял сына Парамон Ильич: «Не тоже солдату на тяготы службы сетовать! За свою землю стоишь, Матвей... На весь хутор наш ты один полковник из рода Беловых... Бог даст — в генералы выйдешь, не все сразу...»

И служил Матвей без претензий, потому что так нужно было, потому что мировая гидра капитализма не давала трудовому люду его России «спокойствия», поднимала голову, выжидая, не истощилась ли рабоче-крестьянская неустрашимость батрака Матвея, Матвея — солдата, Матвея — красного командира и Матвея Парамоновича — советского полковника! А как нужна была родной державе его безропотная солдатская служба, пока будущие командиры батарей и комиссары танковых корпусов мастерили скворешники в школах и зубрили лермонтовские стихи о Бородинском сражении!

4

Данчиков мысленно сравнил Матвея Белова с Гордеем Пуниным. Кто он — этот человек с красивым русским именем? Будущий Сусанин или Чапаев периода Отечественной войны? Или вовсе иной деятель, народный гений которого проявится уже в нынешних, очень не сравнимых, а может, в чем-то похожих на другие времена?

— Значит, в партизаны переходить не хочете, — раздумчиво подводил итог предварительному разговору с Данчиковым «отец». Он, конечно, не замечал искажения, допущенного им в слове «хотеть».

— Хотим или нет — не в этом суть, — теплея душой, ответствовал лейтенант. — Мы с вами, Гордей Данилович, молимся разным богам. Вы, хоть и вооружены, остаетесь людьми гражданскими... Какой с вас спрос? А я присягу давал.