Не отверну лица - [81]

— А может, не обязательно? Вы своей дорогой, а мы своей?..

— До вчерашнего дня так оно и было. Мы провожали красноармейцев к орешнику у большака и желали удачи. А ночью старик новости на этот счет получил. Идти некуда...

— Ладно, — коротко ответил командир. — Отойди, я поговорю со своими бойцами.

Иван без возражения удалился. Через несколько минут его догнали двое. Лейтенант взял с собой Саидова. Ивану это показалось лишним:

— Велено только старшого...

Данчиков нащупал в кармане гранату и, не отвечая Ивану, зашагал вслед.

Им пришлось спуститься по крутому склону оврага, затем добрых полчаса идти по его глинистому днищу, разрытому родником. Самой воды не было заметно: крохотное русло под настом сухих веток, нанесенных сюда в половодье, звенело где-то в глубине, словно в подполье...

Овраг имел несколько ответвлений и казался гигантским ящером, распластавшимся в дебрях леса еще с тех давних времен, когда здесь произрастали могучие папоротники. Рыжие бока оврага порой сужались, безлистый кустарник на гребне звенел под ветром прутьями, как проволока. Но внизу было совсем тихо.

Петляющая тропа вывела путников в дубовый подлесок, густо облепленный крупными цвета меди листьями. Потом они шли по просеке среди добротного сосняка, пока не напали на свежий след. Казалось невероятным, что какой-то смельчак направил лошадь в такую глухомань. Настоящая дорога, идущая несколько в ином направлении, проходила почти рядом, в сотне шагов от тележечного первопутка.

Свернули на дорогу, и почти сразу откуда-то сверху прозвучал, как выстрел, предупреждающий голос:

— Стоп, Иван, «отец» велел тут ждать.

Голос был вовсе не страшный, даже не мужской. Кричал парнишка. Но провожатый Данчикова не сделал дальше ни шагу. Он скинул треух и отер рукавом лоб, затем сложил ноги крестом и без помощи рук сел. Данчиков тоже присел на смерзшуюся, но еще зеленую траву под кроной дерева и стал присматриваться к человеку, проворно скользящему меж ветвей по стволу дерева. Человеком этим оказался невзрачный на вид, худощавый подросток, одетый в поношенную теплую одежду. На ногах у паренька были валенки с обшитыми задниками. Подросток спрыгнул на землю и, поставив перед собой немецкий автомат с рожком, тоже опустился на колени, с наглым любопытством разглядывая командирскую фуражку со звездой. От его зеленоватых пронзительных глаз Данчикову стало не по себе.

— Папироской не разживусь? — спросил обладатель трофейного автомата и зеленых глаз.

— Я в твои годы не курил, — недружелюбно кинул Данчиков, стараясь не глядеть на автомат, который назойливо выставлялся пареньком, желавшим подчеркнуть этим свое невторостепенное положение здесь.

— Ты в мои годы небось и не воевал, — с достоинством отпарировал подросток. Он все же не без опаски покосился при этом в сторону Ивана — тот уже прислушивался к разговору.

Их отвлекли: неизвестно откуда появившийся бородатый партизан пристал к Саидову с требованием удалиться.

— Скажите, чтобы не трогали моего бойца! — решительно заявил лейтенант, вставая. Он все еще находился в плену наихудших предположений относительно своих новых знакомых. Но Иван безразлично отнесся к его словам, сказав:

— Помирятся!

Зато он принял живое участие в судьбе предприимчивого подростка.

— Митька, вали-ка на свое место! — тихо приказал Иван пареньку и, выждав ровно столько, сколько надо было для проверки Митькиного отношения к этим словам, сильно шлепнул его ладонью по мягкому месту. Паренек перекувырнулся через голову. Однако тут же вскочил на ноги. Немного погодя, когда он снова залез на дерево, захныкал, кидая по адресу своего обидчика страшные угрозы.

Когда явился их «отец», Данчиков напрасно ожидал исполнения Митькиных угроз: мальчишка в своем рыжем кожушке будто растворился в желтой кроне дерева.

— Если мы с вашим «отцом» не сойдемся характерами, — шутя попросил Ивана лейтенант, — ты уж меня таким манером, как Митьку, не поправляй.

— Сойдетесь! — уверенно заявил богатырь. Он вообще был не в настроении, словно выполнял неинтересную работу.

«Отец» оказался еще крепким, но уже усыхающим человеком. Худощавое свежевыбритое лицо и туго стянутый на жилистой шее стоячий воротник гимнастерки немного молодили его, однако не настолько, чтобы можно было ошибиться в его возрасте: шестой десяток был наверняка разменян. Под глазами партизана — строгими, пронзительными, с темными, чуть расплывшимися зрачками — тяжелые мешки: свидетельство затяжного внутреннего недуга.

С минуту они ощупывали друг друга взглядами — молодой командир, привыкший не доверять гражданским в таких вопросах, как война, самоуверенный, однако подрастерявшийся в данной обстановке; «отец», повидавший всякого лиха на своем веку.

— Документы! — негромко бросил старик. Он подержал в руках лейтенантское удостоверение не больше, чем требовалось для прочтения фамилии и имени, затем в свою очередь извлек из кармана гимнастерки синенькую книжицу с красной полоской по диагонали. Данчиков не успел к этому времени даже высказать вертевшуюся на языке фразу: «С кем имею честь?..»

Перед ним стоял, как явствовало из документа, Гордей Данилович Пунин, уполномоченный подпольного Орловского обкома партии по руководству партизанскими соединениями на территории... Дальше перечислялись квадраты специальной карты.