Не отверну лица - [72]

К исходу немногодневного курса обучения зондеркоманды на обоих полушариях остались только две вакантные сановные должности — тибетского «далай-ламы» и «смотрителя» турецких гаремов. Утвержденный Шоором на этих довольно не равноценных постах худощавый, с шишковатой головой фермер из Тюрингии, отец троих детей Вольдемар Шварц сошел с ума прямо на занятиях. Шварцу был задан, очевидно, очень далекий от предстоящих полномочий в Турции и Тибете вопрос о методах допроса малолетних преступников — в возрасте от трех до семи лет.

«Далай-лама» резво подскочил с места по вызову Шоора, внимательно прослушал его требовательную фразу и, обернувшись назад, словно желая убедиться в серьезности слышанного, вдруг затрясся как в лихорадке. Затем он мотнул головой, вроде высвобождая шею из петли, вышел из-за парты и закрыл лицо большими узловатыми руками. Через минуту Вольдемар резко отбросил руки вперед, зашипел и повалился на пол, молотя ногами о парту. В классе прозвучали его необычные слова:

— Не хочу... не могу... не буду...

В госпитале Вольдемара не удалось привести в сознание. На третий день его отправили в психиатрическую лечебницу.

Пытаясь проникнуть в существо шооровского метода с распределением сановных постов между новобранцами гитлеровской армии, Густав Мюллер с разрешения майора задал ему вопрос:

— Почему господин майор пришел к выводу, что левофланговый второго отделения бывший его сокурсник по университету Фриц Даугер достоин быть именно президентом Турции, а не какого-либо другого назначения? Насколько помнится, Фриц в университете специализировался по Дальнему Востоку...

— Да по той простой причине, — с едкой ухмылкой ответствовал Шоор, — что Фриц так же глуп, как и нынешний турецкий правитель. Но Фриц все же немец, и здесь не может быть другого выбора...

Шоор еще более нахмурился, сбивая пепел сигары на комнатный цветок, потом коротко взглянул на изумленного Густава и добавил:

— И ты дурак!..

На этом курс подготовки Густава Мюллера к практическим действиям на Восточном фронте закончился.

3

На другой день фельдфебель построил зондеркоманду перед парадным входом у здания техникума, отодвинув строй ровно настолько, сколько потребуется Шоору для хождения вдоль первой шеренги. О привычке майора прохаживаться перед строем, часто нагибаясь, чтобы оглядеть сверкающие голенища своих сапог, тароватый фельдфебель хорошо знал. Чтобы угодить майору, фельдфебель Цейсмер, пребывающий к тому же в звании наместника египетского доминиона, послал дежурного по роте Роальфа Линца — уже знакомого нам императора Японии — подмести площадку. Кто знает: может, вместе с майором пожалует сам комендант гарнизона полковник Турвеббер?

Но майор вышел один. Он был в парадном мундире с темным отложным воротником. Вытягивая губы и кривясь, он пытался, действуя языком, извлечь мясные крошки, застрявшие в зубах. Эти чисто домашние гримасы офицера и предчувствие перемен в войсковой жизни настраивали солдат на доверчивый лад.

От парадного мундира Шоора с тремя рядами орденских планок веял строгий холодок воинской дисциплины, как бы напоминая «сильным мира сего», что и над ними всегда имеются более сильные, способные повелевать и чувствовать при этом себя совсем непринужденно.

Майор держал в руках длинную трость, которой изредка похлопывал себя по голенищу, требуя внимания, иногда опускал ее на полусогнутую ладонь.

Трость эта была необычна. Столетний пастух-гуцул сработал ее из молодого побега карпатской лещины, приспособив сопилку и для опоры при передвижении за стадом. Инкрустированная палка эта заинтересовала Шоора, когда он выбирал в горах место для концлагеря и повстречал там пастуха. С тех пор Дитрих Шоор никогда не расставался с трофеем, совершенно позабыв о прямом назначении инструмента: музыки и песен майор не выносил, за исключением походных маршей.

Густаву почему-то казалось, что майор втайне наслаждается звуками гуцульской сопилки и вообще ведет несколько иную, чем выставленную напоказ, жизнь, как и эта вот полюбившаяся ему музыкальная палочка.

Напутственная речь Дитриха Шоора была во многом удивительной, не менее странной, чем классные занятия.

— Господа! — подбрасывая гуцульский трофей на ладони и по привычке покачиваясь на носках взад-вперед, начал майор. — Наша встреча на этом заканчивается. Мой скромный долг заключался в том, чтобы объявить всем вам вместе и каждому в отдельности о ваших чрезвычайных полномочиях на земле в настоящее время. Насколько мог справедливо, руководствуясь только вашими знаниями и обнаруженными способностями по части руководства миром, я распределил между вами сановные посты и ознакомил с методами, которыми в наше время они достигаются. Надеюсь, недовольных нет?

С выдержкой, приличествующей великим, зондеркоманда молчала.

— В таком случае, господа, мне остается лишь пожелать вам успеха и... — тут Дитрих Шоор сделал непродолжительную паузу, подавшись вперед и обводя шеренгу быстрым взглядом, — и ответить на два небольших вопроса — они могут возникнуть у вас почти сразу, как только мы расстанемся. Завтра вы отправляетесь в прифронтовую полосу и некоторые из вас, например, «король» Дании или французский «премьер»...