Не отверну лица - [45]

— Господа! Дорогие друзья, гости! — прервал нестройный ход раздумий Галинского Берлик Хьюз. Пока гости осваивались с обстановкой, Хьюз успел побывать на кухне и вернулся оттуда с громадным подносом, уставленным чашками. Хозяин проворно разнес по столикам кофе. Теперь он стоял без пиджака, в подтяжках, демонстрируя домашнюю непосредственность и деловитость. — Господа! Я очень рад видеть вас в своем скромном доме. К сожалению, жилице мое не так обширно, чтобы здесь могли собраться все, с кем я хотел бы разделить радость нашей встречи. А пока все несбывшиеся встречи проходят лишь в моем сердце, которое, как замечают врачи, — увы! — расширилось к старости.

Тут только Галинский догадался, почему мистер Хьюз почти все время поглаживает ладонью левую сторону груди.

Он приблизился к Хьюзу и уговорил его сесть. Миссис Каролин благодарно посмотрела на Галинского. Затем она перенесла свой взгляд в глубину комнаты.

У входа на кухню сидел чересчур сгорбленный и чем-то опечаленный, неподвижный человек, который даже не поднялся с места, когда гости вошли.

— Пожалуйста, сядь, мой милый, — обратилась Каролин к мужу. — И будь покороче. Ведь ты, слава богу, не на трибуне...

— Как всегда, ты права, Каролин, — пробормотал Хьюз, садясь, и отхлебнул кофе. Близоруко сощурясь и часто поправляя очки, которые почему-то не хотели держаться на носу, хозяин дома тоже смерил продолжительным взглядом человека, сидевшего в глубине комнаты.

Чтобы заполнить паузу, которая возникла в результате супружеской дискуссии, Галинский обратился к Берлику Хьюзу с вопросом:

— Могу ли я иногда переводить своим друзьям то, что вы говорите для всех и что не успеет перевести госпожа Каролин?

— Пожалуй, да, — раздумывая отозвался Хьюз. — Но лучше было бы начать перевод с того, что я еще не успел сказать.

— В таком случае, — настраивался Галинский на шутливый тон, — мне придется очень долго молчать. Ведь вы, как я заметил, настраиваетесь на дипломатический разговор, а дипломаты по профессиональной привычке самые важные мысли оставляют на конец своих речей.

Дама в черных перчатках и в очках с золотой оправой, сидевшая рядом с миссис Каролин, захлопала в ладоши.

— Браво, Берлик! Начинай, пожалуйста, с конца, если ты не можешь обойтись без речи сегодня.

Ее поддержали.

— Сдаюсь! — просияв, заявил Берлик Хьюз. — Сделаем исключение, обойдемся без вступительного слова. Каждый будет говорить за себя. У нас получится вечер откровений. Выражаться кратко, как на молитве: «Господи помилуй» — и все. А насчет этого самого конца или, если угодно, начала... Я ведь только хотел сказать, что очень счастлив видеть столь почетных гостей в своем доме... Ваши гастроли... Да, да... Вы очень хорошо сделали, что приехали... Не только мне так кажется, а это мнение всех соотечественников. Мы не видели до сих пор ничего подобного! Так я говорю, Эллен? — спросил Хьюз у дамы, сидевшей рядом с его женой.

— Так! Так! Концерты были восхитительны! — авторитетным тоном заметила гостья. — Я дала большой отчет об этих гастролях в нашем еженедельнике.

— Бесподобно! Неповторимо! — раздались голоса с разных мест.

— Вот теперь переводите, — удовлетворенно подытожил Хьюз.

— Да, такое американцы видят впервые! — запоздало сказал мужчина с залысинами, сидевший рядом с репортершей Эллен.

И вдруг вопреки одобрительным возгласам у двери, ведущей на кухню, прозвучал уверенный баритон:

— Прошу прощения, господа. Но если говорить от себя лично, я не могу согласиться с вашим мнением.

У Галинского едва не сорвался крик изумления: тяжело ступая по паркету, неосторожно задев кого-то ногой, на середину комнаты вышел Мортон Лейк.

Учитель на этот раз был одет, как и все мужчины в этой комнате, в темный костюм, ладно облегающий его рослую, чуть сгорбленную фигуру. В черном он выглядел еще более, чем вчера, седым и более усталым. Лацкан вечернего пиджака Мортона пересекала, ослепительно поблескивая, длинная планка боевых наград.

Строго сдвинутые брови Лейка говорили о крайнем внутреннем напряжении. Он, очевидно, ожидал возражения, поэтому и вышел на середину комнаты. Но все молчали, смущенно поглядывая на хозяина.

— Не думаете ли вы, дорогой Лейк, что говорите нам об этом чересчур поспешно? — спросил мистер Хьюз. В тоне его фразы проскользнула досада. Галинский догадался, что Хьюз при помощи журналистки разыскал Лейка специально для него и, возможно, планировал этот «номер» под конец их нынешней встречи.

Лейк, остановленный вежливым вопросом Хьюза, сделал полуоборот к нему. Через секунду Галинский уже ощущал на себе смущенный взгляд Лейка.

— Прошу извинить: нервы... Но я только хотел сказать... Мне приходилось видеть русского, который был необыкновенно талантлив. Он, пожалуй, не меньше одарен, чем господин Галинский. Тот Андрей тоже знал «Коробейники»... — убежденно заявил учитель.

— Как в таком случае расценивать ваше поведение в Мэдисон сквер гардэне? — почти сразу спросил кто-то, назвав Лейка по имени.

Лейк не растерялся.

— О, это просто нелепый случай, — сказал он, разведя руками. — Надеюсь, мне простят советские товарищи. Господин Галинский действительно выступал замечательно. Он так великолепно вел свою партию в танце, что мне на какой-то миг показалось, что я снова там... Я снова увидел в этот миг его... Андрея.