Не отступать и не сдаваться - [28]

Мы сделали короткую остановку в Пуэрто-Вальярте для дозаправки и 24 февраля, в День флага, приняли участие в параде в честь мэра, а после отправились в Акапулько.

На этот раз нам не понадобился двигатель. Ветер усиливался, и нам наконец пришлось поставить кливер. У штурвала находился Стив, которого уже через пару минут пришлось сменить, настолько напуганным он выглядел. Хоть он и очень быстро всему обучался, но когда ветер крепчал и на море поднимались огромные волны, нам требовался кто-то поопытнее.

В течение нескольких часов я сражался с бурным морем, а потом понял, что должен поспать. Проснулся я очень скоро: на море была жуткая качка, корабль швыряло из стороны в сторону. Неожиданно возникло ощущение, что откуда ни возьмись на нас обрушились сотни пушечных залпов. Как будто Нептун вдруг вышел из пены морской, чтобы покарать нас своим трезубцем. Внезапно налетел шквал, и мы оказались в его центре. Он ударил по нашему правому борту, и корабль завертело в вихрях воды и порывах ветра.

У нас не было времени задраивать люки и спускать паруса. Главный парус был порван в клочья, но мы ничего не могли с этим поделать, поскольку отчаянно старались удержать равновесие и не очутиться за бортом. Нас захлестывали волны. Каюта наполнилась водой на фут – и произошло короткое замыкание. Из-за этого мы не могли запустить двигатель. Трюмная помпа остановилась, и перестал работать холодильник. А также радио. Раньше мы регулярно выходили на связь с береговой охраной, но теперь не могли этого сделать.

Я пытался удерживать штурвал, но мои попытки оказывались тщетны. Вдруг я почувствовал мощный удар по креплению румпеля. Я решил, что это одна из канистр с топливом, болтавшаяся теперь по всему трюму, где располагались рулевые тяги. Стив закричал, и к нему кинулся Гарри. Я повернул румпель, чтобы выровнять курс, но корабль по-прежнему швыряло из стороны в сторону.

Спустившись в трюм, Гарри выяснил, в чем проблема: из-за шторма у нас заклинило рулевое управление – нас болтало по волнам, а мы ничего не могли с этим поделать.

Я созвал парней на палубу и изо всех сил затрезвонил в рынду. Гарри тут же приказал убрать кливер, так как он болтался туда-сюда и его бы разорвало в клочья через каких-нибудь тридцать секунд. Гарри поменял стаксели таким образом, чтобы мы могли держаться курса автоматически и не ударялись о волны боками, рискуя перевернуться.

В этот критический момент Гарри был несравненно спокойнее, чем когда опускал шлюпку. Он не поддался панике и демонстрировал выдающиеся способности управления кораблем.

Меньше всего мне тогда хотелось снова попасть в передрягу на море.

Я держался за румпель, от которого не было никакого толку, пока Гарри рыскал по кораблю в поисках чего-нибудь, что могло бы заменить заклинивший шарнир в руле управления. Ему потребовалось почти десять минут, чтобы найти нечто подходящее, и еще минут пять, чтобы все зафиксировать. Мне наконец удалось выровнять курс, развернув корабль по ветру. Остальные члены команды были слишком зелены, чтобы оказать хоть какую-то помощь. Парни могли вычерпывать воду – что и делали, – но по большому счету проку от них было мало. Спасательный плот весь спутался. Нас несло в открытое море. Мотор не заводился. Паруса рвались в клочья прямо на глазах. Единственное, что нам оставалось, – это, привязав себя покрепче, постараться расслабиться и ждать, пока море смилостивится над нами (позже, когда мы убрали главный парус, мы обнаружили в его верхней части прореху длиною в фут; все люверсы были оторваны).

Хоган в это время вел себя на удивление спокойно и почти не издавал звуков, что стало настоящим облегчением, если вспомнить его обычные крики и жалобы. Вдруг он потерял равновесие и упал за борт. Больше мы его никогда не видели. По правде говоря, я скучал по нему. Кто же теперь будет доставать Гарри?

Я стоял у румпеля. Стив спустился вниз посмотреть, закрыто ли окно в туалете. Оно оказалось открытым, и вода затекала внутрь. Мы проверили трюм. В нем было полно воды, которая заполняла каюты.

Шторм прекратился, но море волновалось всю ночь. Я спал в спальном мешке и несколько раз падал на пол. Но самое страшное уже осталось позади, а утром… море снова стало как зеркальная гладь. Полный штиль, ни ветерка. Как же мы были благодарны! Мы не знали, где находимся, нас отнесло в открытое море на многие и многие мили, наши паруса были порваны, а двигатель по-прежнему не работал. Шторм вырубил нам радио, спальники были насквозь мокрыми. Нижние каюты напоминали поле боя. Двенадцать из четырнадцати стаканов оказались разбиты.

Мы прекрасно понимали, что не сможем попасть в следующий порт приписки согласно расписанию. Береговая охрана, которую мы держали в курсе всех наших перемещений, поднимет тревогу – и, возможно, нам отправят кого-нибудь на помощь. А еще ведь оставались наши семьи, которые просто с ума сойдут, если нас не отыщут.

– Боишься? – спросил меня Стив.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, после того, что ты пережил во время войны, когда дрейфовал в течение многих дней.

– Да нет, – ответил я. На самом деле я хотел своим примером внушить ему уверенность и спокойствие, хотя и не сказать, что я сильно лукавил. Вслух я этого не произнес, но поскольку у нас в достатке было топлива и еды, мы могли продержаться хоть сорок семь лет – хотя меня и не сильно прельщала такая перспектива. Мне не впервой было поддерживать боевой дух команды.