Не отрекайся от любви - [85]

– Возможно, даже именно поэтому, – спокойно проговорил Джулиан. – Боюсь, в этом отношении я извращенец.

Графиня долго молчала. Затем она снова села.

– Значит, вы… действительно любите ее. Но должна сказать, что, судя по, вашему виду, это не приводит вас в трепет.

– Для меня эта новость уже утратила свежесть, – повел плечом Джулиан.

– А для Эммы?

– Она сдержанна в своих чувствах и не хочет открыто признавать мои.

– Но вы уверены, что рано или поздно признает?

– Возможно, – сказал он. – Пока я этого не знаю.

– Ну и ну! – воскликнула графиня. – Ведь есть же легкий способ это узнать: сделайте ей предложение.

Джулиан рассмеялся:

– Мадам… нет-нет, не поймите меня превратно, я не собираюсь шутить над этим. Но мы говорим об одной и той же женщине? О той, которая собиралась сбежать от меня в Италию?

– Да, – растерянно протянула леди Чад, – судя по решительным заявлениям кузины, она настроена остаться одинокой. Знаете, она даже сказала мне, что скорее… – Графиня покачала головой. – Нет, это глупости. Ох, Эмма! – Вздохнув, она потянулась за чайной ложечкой. – Прошу извинить меня. Я, кажется, немного… переутомилась.

– Я этого не заметил, – сказал Джулиан, и графиня, взглянув на него, рассмеялась.

В дверь постучали. Лакей передал Джулиану записку. Тот с удивлением взял ее и сломал печать. Леди Чад вопросительно подняла бровь.

Записка была от одного из тех мужчин, которых Джулиан приставил следить за Эммой. Когда Джулиан ее прочитал, у него кровь застыла в жилах.

– Где Эмма? – спросил он таким тоном, что графиня вздрогнула.

– В доме родителей. А что случилось?

Но Джулиан уже спешил к двери.

Глава 20

У Эммы запершило в горле от терпкого запаха винограда, которым были буквально пропитаны недра склада. Сверху доносился приглушенный грохот проезжающих карет и телег. Она шла по проходу, усыпанному мягкими опилками. С обеих сторон громоздились бочки. Портвейн, херес, бургундское? Она не могла разобрать: свисавшие с потолка красные лампы давали слишком мало света, чтобы разобрать ярлыки. Шагавший впереди Маркус нес лампу на длинной палке. Дополнительное освещение не помешало бы ей, но Эмма отказалась идти рядом с Маркусом.

Наверху клерк, похоже, весьма хорошо его знавший, вручил Маркусу пачку писем. Тот быстро просмотрел их. Странно. Почему его почта поступает сюда? Да и то, что он хранит здесь ее картины, довольно любопытно.

– Я получил удивительные новости, – сказал Маркус. – Оберн терроризировал правление Академии, пытаясь устроить закрытый показ твоих картин.

Эмма насторожилась. Не шпионит ли Маркус за Джулианом? Возможно, он намеревается отомстить ему за сломанную руку?

– Странно, – сказала она.

– Любопытно… ты ведь не говорила ему, что мисс Ашдаун – это ты?

– Конечно, нет.

Пол склада стал резко подниматься вверх. Они прошли под арку, и Маркус отпер дверь, за которой оказалось боле теплое и сухое помещение. Иным здесь был и воздух – пахло свежими досками. Слева от Эммы почти ей по плечо громоздились тюки с какими-то товарами.

– Минуточку, – сказал Маркус. – Подержи, пожалуйста, лампу.

Эмма взяла у него палку, недовольно заворчав: чтобы удержать ее, понадобилось значительное усилие. В замке щелкнул ключ. Рука Маркуса легла ей на плечо и толкнула направо, в большую, жарко натопленную комнату. В одном углу стояла койка, заваленная чем-то похожим на марлю. Рядом – полка с пустыми банками разных размеров, слева – огромная печь с двумя уходящими в потолок дымоходами, над погасшими углями висел медный чайник. В воздухе витал знакомый Эмме тошнотворно-сладкий запах, напомнивший ей о доме Колтхерста. Опиум.

Словно ледяные пальцы пробежали по ее спине. Эмма вздрогнула от дурного предчувствия. Здесь явно что-то не так.

– Отлично, – сказал Маркус. – Вот они.

Эмма послушно подняла лампу, и свет упал на ее картины, разбросанные по полу. На них виднелись отпечатки сапог, будто кто-то долго топтал полотна. Эмма медленно перемещала лампу над сваленной грудой. Маркус купил почти все, что она продала. Вдруг Эмма оцепенела. Перед ней было рухнувшее тело Энн Мэри. Хлещущая кровь. «Когда я смеялась» – так назвала Эмма эту картину.

Значит, картина не у Соммердона.

– Как видишь, для обвинения у меня их более чем достаточно, – сказал Маркус. – Даже без показаний свидетелей.

– Да, – непослушными губами сказала Эмма. Как Маркус смог так быстро купить картину у Соммердона? Или… Соммердон покупал ее не для себя? Но какой смысл Маркусу приобретать ее картины через подставных лиц?

– Так что же дальше? – спросил он. – Крушение твоей и моей семьи? Или брак и жизнь?

Инстинкт кричал, о надвигающейся опасности, но мозг не мог оценить угрозу. У Эммы перехватило дыхание. Почему Маркус так ополчился против нее?

– Я могу сделать тебе еще лучший подарок, – продолжал он. – Мы сожжем их. Хочешь?

Она облизнула сухие губы.

– Какой смысл? Ведь это улики, не так ли? Улики, которыми ты можешь шантажировать меня!

– Верно. Но для улик они слишком причудливые, громоздкие и привлекают очень уж много внимания. Оберн проявляет к ним интерес… это мне не нравится. У меня есть другое решение. Ты отдашь мне письма, с которых срисовала эти строчки. И они точно так же будут служить уликой.