Не отрекайся от любви - [26]

– А вы считаете ее красивой? – улыбнулся Холденсмур.

– Да, считаю. – Эмма поправила косу, которую накануне заплела ей пожилая женщина. Разговор об одежде напомнил ей о собственном непрезентабельном виде. Юбку, которая когда-то была персикового цвета, уже не отстирать. – Надеюсь, она не передумала. Я бы с удовольствием переоделась. И вымылась, если это возможно. – Эмма жестом указала на храм: – Вся деревня была там?

– Только те, кто исповедует индуизм. Мусульмане молятся у стены в миле отсюда.

– Почему так далеко?

Маркиз пожал плечами, прислонившись к стволу дерева:

– Когда мусульмане пришли сюда, они строили такие пены везде, где разбивали лагерь. Здешние жители пользуются этой стеной, вероятно, уже лет пятьсот.

– Привычки трудно ломать, – попыталась улыбнуться Эмма.

– В некоторых случаях. – Джулиан провел рукой по лбу, отбрасывая густые волосы. Вид у него был усталый.

– Что с вами? Вам не удалось поспать?

– Дело не в этом. – Он вздохнул, опуская руку. – Я получил плохие новости.

Ее призрачный покой тут же испарился.

– Мятеж не только в Дели и Мируте?

Покачав головой, он взял Эмму за руку.

– Эта область, похоже, тоже охвачена волнениями.

– Тогда куда же нам идти?

– По-прежнему в Сапнагар. – Холденсмур посмотрел на руку Эммы и улыбнулся чему-то своему, изучая ее бледную ладонь. – Некоторые верят, что судьба написана здесь, – сказал он, прослеживая одинокую линию от ее среднего пальца до запястья. Его прикосновение произвело неожиданно сильный эффект: Эмму обдало жаром. Пальцы Джулиана двинулись к ее запястью, слегка потирая линии, кольцом окружившие его. – Здесь линии предсказывают счастливую судьбу. А это, – ласковое поглаживание вернулось к длинной линии, разделяющей ладонь, – линия вашей жизни. Вы будете жить долго и в добром здравии.

Что за вздор. Хотя… Эмма решила, что тот факт, что она все еще жива, уже можно считать счастьем. Она представила себя старую и согбенную, потрепанную жизнью, но все еще живую. Все, кого она знала, ушли. Никого и ничего не осталось, только, она. Смешно этого желать. Эмме не нравилось слышать, что ей такое предстоит.

Она выдернула свою руку.

– Ванну, – сказала она. – Пожалуйста.

Водоем находился в роще священных фикусов неподалеку от деревни. В душистых зарослях жасмина и тубероз разгуливали павлины, поверхность, воды, словно прекрасное зеркало, отражала фиолетовое сумеречное небо. Джулиан уже заметил, что Эмма тонко чувствует красоту, но, подойдя ближе, она просто оцепенела. Когда она потянулась к его руке, для Джулиана это не было неожиданностью.

– Я думала… – Ее пальцы судорожно впились в его кожу. – Я не знаю, что я думала. – Отпустив его руку, она села на камень, нервно перебирая пальцами косу. – Идите. Я подожду здесь.

Джулиан присел рядом с ней. Эмма не умела скрывать свои мысли, глаза всегда выдавали ее. Теперь они были прикованы к водоему.

– Как жаль, что под рукой нет альбома.

Джулиан молчал, и Эмма вопросительно повернулась к нему.

Он внимательно оглядел ее с ног до головы. Эмма вспыхнула. Похоже, у него порочная склонность заставлять ее краснеть. И без сомнения, ему любопытно, как далеко вниз распространяется ее румянец.

– Что? – спросила она. – Почему вы так на меня смотрите?

– Вы сказали, что хотите выкупаться. Именно для этого сюда приходят жители деревни. Мне пришлось специально попросить, чтобы нас оставили здесь одних и не тревожили.

Подавшись вперед, Джулиан положил руку ей на колено, Эмма шумно вдохнула, когда его рука двинулась вниз по ее мягкой икре. Джулиану вдруг пришло в голову, что его побуждения, пожалуй, не столь благородны, как он себя уверяет.

Ну и прекрасно. Он на святость не претендует.

– Вы не представляете, сколько селян любопытствуют, как мемсахиб выглядит без юбки. – Джулиан в этом был с ними полностью солидарен. – Среди них ходят слухи, что английские женщины уродливы. Иначе почему они прячутся в такие странные конические конструкции?

Эмма бросила на него насмешливый взгляд, явно пытаясь определить, не шутит ли он. Ее щеки были усеяны веснушками. Это не та внешность, к которой стремятся англичанки. Джулиан задумался, не переменили бы чопорные леди свое мнение, узнай они, как искусительны могут быть веснушки. Эти золотые россыпи, зовущие мужчину проследить их губами, языком.

Он подался вперед:

– Эмма, вы понимаете, что, если хотите вернуться в Англию, вам придется путешествовать на судне?

Она нахмурилась и отвернулась. Джулиан ощущал это как физическую потерю. Сорвав цветок, Эмма начала обрывать лепестки.

– У меня бывают ночные кошмары. Я это признаю. И в воде я больше не чувствую себя спокойно. Но это не значит, что я не могу подняться на борт судна.

– Вам выбирать – плыть или нет, – сказал он. – Но лучше столкнуться с предстоящими трудностями здесь, чем в Калькутте.

Она вскинула подбородок:

– А почему вас это так волнует?

Джулиан не стал сдерживать улыбку.

– Хороший вопрос. – Опираясь на локти, он откинулся назад и сделал вид, будто рассматривает облака.

– Вы… – Эмма медленно выдохнула. – Вы тоже войдете со мной в воду?

– Конечно.

– Но в воде я окончательно погублю свою сорочку.

– У Камаладжи есть для вас одежда.