Решив занять себя до ужина, она принялась за уборку, и к половине восьмого в доме был порядок, стол накрыт, его украшали салфетки и золоченые свечи, в холодильнике охлаждалось белое вино, готовая закуска ждала на кухне, курица с овощами подходила в духовке.
Элизабет приняла душ, покропила себя любимыми духами и до шелковистого блеска расчесала волосы.
Надев платье из красного атласа, которое ей подарила на Рождество миссис Хендерсон, она приглушила свет и села ждать у камина.
В половине девятого она выключила духовку — неизвестно, когда Куинн вернется. Может, не вернется вовсе. Он сказал, дела… Какие это дела заставляют его ночевать где-то?
Ужинать одной было немыслимо, и она уже собралась приготовить себе сэндвич, когда за окном раздался шум подъехавшей машины и хлопнула дверца.
Элизабет затаила дыхание. В замке повернулся ключ, и вошел Куинн с букетом тепличных роз.
Она бросилась ему навстречу, подняла лицо, и он поцеловал ее. Тогда она обвила руками его шею и вернула поцелуй, соблазнительно выпятив губы. Куинн выронил свою ношу и почти со стоном обхватил ее.
— Ах ты, ведьма! — Он гладил прикрытые атласом изгибы ее тела, голос у него дрожал от страсти и смеха.
— Надеюсь, ты не ел? — Она старалась не забывать о насущном. — Ужин готов.
Скользнув губами вдоль ее шеи и остановившись на шелковистой коже плеча, он пробормотал:
— Кто-то еще хочет есть?
— Я, — уверенно ответила она. — Я очень старалась приготовить вкусно.
Куинн нехотя опустил руки, отдал Элизабет цветы и взялся за свой кейс.
— Дай мне несколько минут, я только приму душ и переоденусь.
Он довольно скоро вернулся, чисто выбритый, с влажными после душа волосами, в шелковой рубашке с расстегнутым воротом и спортивных брюках. Иронически оглядел свечи, композицию из красных роз и фужеры.
— Ну просто медовый месяц.
Элизабет поставила на стол закуску из копченой лососины с вареными раками, а Куинн открыл шабли и разлил.
Подняв бокал, она сказала:
— Пьем за нас.
Огонь свечей дрогнул у него в глазах, смотревших на нее поверх бокала.
— За нас, — повторил он, но лицо его осталось непроницаемым.
Элизабет почувствовала тревогу — за несколько минут его отсутствия близость исчезла и вновь вернулась скованность. Элизабет изо всех сил старалась придумать интересную тему для беседы, но в голове было пусто. Наконец, твердо решив прервать молчание, она заметила:
— После восьми я стала думать, где ты запропастился.
— Я же предупредил, что могу задержаться, — ровно ответил он.
— Ты предупредил, что вообще можешь не появиться, — не сдержав раздражения, упрекнула она. — Правда, я так и не поняла, что за дела такие в наш… — Она запнулась.
— В наш медовый месяц? — с иронией закончил он.
Она порозовела.
— Ты первый заговорил об этом.
— Это было до того, как ты снова сбежала.
Он до сих пор обижается.
— Но теперь я здесь, и тебе нелегко будет от меня избавиться, — твердо сказала Элизабет.
— Ты выражаешься совсем как настоящая жена. Вспыхнув, она огрызнулась:
— Я и есть жена.
— Пусть даже временная?
— Ты сам предложил оставаться вместе, пока жар не утихнет.
— А ты предпочла бы пожизненные узы? Что-то не верится.
Элизабет закусила губу, на глаза навернулись слезы.
— Мне бы не хотелось ссориться, — хрипло проговорила она.
На его лице появилось виноватое выражение.
— Прости. Ты так старалась превратить этот вечер в праздник, а я обращаюсь с тобой как последняя свинья. — Потянувшись через стол, он взял ее за руку и поцеловал в ладонь. — Простила?
Стараясь не моргать, она выдавила из себя дрожащую улыбку.
— Мне нечего прощать.
— Как ты великодушна. Боюсь, ты станешь менее милосердной, если я расскажу тебе, куда ездил.
— И куда же? — с любопытством спросила она.
Он снова налил вина.
— В твой бывший колледж, повидаться с Питером Керрадайном.
— Это твое право. Надеюсь, ты его застал?
— Да. Он теперь возглавляет историческое отделение. Я спросил его, помнит ли он, что его бывшая студентка поступила на работу к отцу. Он сказал: «Да, Джо Меррилл. Отлично помню». Только ваши рассказы не совсем совпадают.
— Но они должны совпасть! — вскрикнула она. — Этого не может быть.
— Может. Генри действительно обращался к нему, когда искал секретаря-историка, но Керрадайн не называл ему твоего имени.
У Элизабет побелели губы.
— Но он мне сам так говорил.
— Да, говорил. Но на деле было несколько иначе.
— Не понимаю, — пробормотала она.
— Генри сам наводил справки и уже знал о тебе.
Он попросил Керрадайна связаться с тобой и сказать, что это он, Керрадайн, тебя рекомендует. Генри считал, что ты скорее примешь место, рекомендованное преподавателем, знакомым и уважаемым человеком. Керрадайн признался, что ему было неловко даже так незначительно кривить душой и что, если б его не связывало с Генри близкое знакомство, он бы еще подумал. Потом он спросил, что из этого вышло, и я успокоил его, сказав, что вы с Генри отлично сработались. Вообще он очень положительно к тебе относится. Сказал, что, несмотря на тяжелую домашнюю обстановку, ты была жизнерадостной девушкой, отличавшейся мужеством и редкостной прямотой. И еще он спросил, не знаю ли я, где ты теперь. Когда я сказал, что ты моя жена, он пожал мне руку и заявил, что мне повезло.
