Памятуя об арбалетчике, Стефан мчался вперед, сломя голову. За ним, не отставая ни на шаг, бежал принц.
Трое оставшихся в живых ассасина не выказали никакого страха. Внезапность нападения для них прошла, они обнажили вполне приличные мечи и всем своим видом показывали, что готовы к встрече с вооруженными ножиками пленниками.
— Бамбарбия, — сказал, восстанавливая дыхание, Дюк.
— Точно, — ответил остановившийся сбоку Вильгельм. — Кергуду.
— Мочи козлов, — добавил Чурила и всадил болт прямо в грудь ближайшему здоровяку. Тот резко выдохнул из себя весь воздух, отчего вокруг пошел неприятный запашок, подломился в коленях и упал, выставив вперед, словно для передачи оружия, руку с мечом.
Стефан этот меч сей же момент перехватил, у Пленковича имелся свой, поэтому они разошлись по сторонам, выбрав себе по сопернику. Вильгельму оставалось только болеть, кидаться кривобокими кинжалами и подбадривать коллег боевыми возгласами.
Схватка закончилась относительно быстро. Стефан, отбив удар, имевший намеренность развалить его на две половины, крутнулся в полувольте и мимоходом срубил выставленную руку соперника Чурилы — ту, что была без оружия. Ну, а дальше было делом техники, которой обладали и хунгар, и Пленкович, да и ассасин тоже. Но, видать, в отношении последнего недостаточной для сохранения себе жизни.
Спустя совсем малый отрезок времени все было кончено: несколько раненных стонали, остальные лежали, навеки умолкнув. У Вильгельма было испрошено «язык нужен?» Тот, баюкая поврежденную руку, отрицательно помотал головой. Раненные стонать перестали.
Над лесом воссияла луна, туман серебрился языками, словно щупальцами. Стефан и принц наконец-то получили возможность одеться, придирчиво перед этим обнюхав одежду. Трудно было ориентироваться по запаху, потому что недалеко ужасно смердел развороченным животом один из убийц.
Их всех стащили в небольшую яму между земляным холмом и большим валуном, а сверху прикрыли лапником — с них и этого хватит. То-то завтра собаки обрадуются.
Настало время Чуриле представиться перед принцем, что он и проделал со свойственной ему изысканностью.
— Что бы вы без меня делали, други мои? — сказал он. — Запомните имя Чурилы Пленковича. Будете кому рассказывать о своем чудесном освобождении, не забудьте упомянуть.
— Как ты здесь оказался-то? — спросил Стефан.
— We will rock you, — пропел Чурила и добавил. — Увидел неприятных людей, которые и на местных слэйвинов-то не похожи.
Он рассказал, что двигался на восток по выбранной дороге, но что-то на душе было не так, какое-то смутное беспокойство порождало тревогу, которая только усилилась, когда уже далеко за полдень ему встретились в выбранной для обеда придорожной лавке двое непонятных людей. Они, вроде бы ничем не отличаясь по одежде от местных коммивояжеров, шныряющих по всей Германии со всякой всячиной для продажи, но все-таки были другими.
В основном мелкой торговлей промышляли поляки или жиды, эти же люди старательно под них косили. Все в них было не так: походка, манера держаться, пренебрежительное отношение к своим собственным затратам. И еще то, что, будучи вдвоем, покупали достаточно много еды. Достаточно для того, чтобы накормить десяток человек, пожалуй.
— Кто такие? — спросил он у лавочника, пока тот собирал ему нехитрую снедь: хлеб, колбаски и вездесущий лагер в его собственную фляжку.
Тот бросил торопливый взгляд в спину удалявшихся покупателей, пожал плечами и ответил:
— Платят исправно.
— На каком языке говорят? — задал еще один вопрос Чурила.
— Так на нашем.
— Хорошо?
— Что — хорошо?
Чурила испытал желание дать лавочнику по голове, но сдержался.
— Хорошо говорят-то?
— Лают, как собаки, — хмыкнул хозяин, быстро сгреб деньги с прилавка и на всякий случай отодвинулся вглубь лавки.
Чурила сделал на своей лошади лихой крюк, предположив направление движения незнакомцев, спешился и осторожно исследовал ближайший лес. Так и было: несколько человек, количеством шесть, расположились лагерем в ожидании чего-то. Когда двое из лавки оказались в их стане, это ожидание закончилось. Начался обед.
Разговаривали они между собой на чудовищной смеси слэйвинского, немецкого и даже ливонского языков. Сожалели, что поздно додумались, что «на запах обязательно прилетят мухи», или, точнее — жуки-могильщики. «И, может быть, самый главный жук». Его голову можно будет продать гораздо выгоднее, нежели по первоначальному договору. Еще девок каких-то вспоминали, их крики и сожалели, что надо было в том случае расходовать их дольше. А потом вскочили на своих коней, причем четыре лошади были без седоков, и умчались на запад, даже не пытаясь выбраться на дорогу.
— Вот и все, — закончил свой краткий рассказ Чурила. — Решил ехать за ними, пришлось осторожничать. Когда же по Нави удалось пробраться ближе, смотрю — а связанные-то парни знакомые! Вернее, один парень. И этих басурман сделалось на одного меньше. Не бросать же вас на произвол судьбы.
— По какой Нави? — поинтересовался Вильгельм. Глаза его загорелись.
— Так по туману, — пожал плечами Чурила. — Как по воде[13], только с бродом не ошибиться.
