Не от мира сего-2 - [48]

В другой вечер до маленького рыбака не дошло бы, что вот так вот запросто и втайне можно подготовить свою добычу для ухи, сушенья, либо иных каких гастрономических изысков. Он бы обязательно похвастался своим рыбацким счастьем, за что получил бы нагоняя решительно от всей родни. От отца, потому что тот, умаявшись на празднике бражкой, уже спал за печкой, куда его частенько ссылали и откуда его было практически не достать. От матери, потому как чистить рыбу на ночь глядя — самое подлое, что может только придумать неблагодарный сын. От сестер, потому что их мать заставила бы взяться за ножи и потрошить окуней. Итог все равно был бы один: будучи схвачен и озадачен, он разбирался бы с рыбой один, но глотая при этом слезы обиды. Вышло иначе, вот до чего доводит волшебная сила искусства!

Утром, впрочем, никто и не заметил маленького триумфа большого улова: отец убежал похмеляться, мать решила, что это ее благоверный супруг наловил — а его она никогда в жизни не хвалила, слови он хоть кита, сестры и подавно. Родя обиделся, но не очень. Он подумал, что родителей не выбирают, а его папа и мама — хорошие. Сестры — вредные, но тоже хорошие. И он хороший. А потому надо добыть кантеле.

Их деревня лишними музыкальными инструментами богата не была. Ну, так и организовалась она когда-то с совсем другими целями, неспроста называлась Обжа. Старые люди убежденно привязывали ее название к Ладоге. Может быть, конечно, и так (abja — "рожденный в воде" на руническом санскрите, так же, как и "лотос", примечание автора). Поэтому наличие самых разнообразных орудий лова рыбы в каждом доме считалось вполне естественным. Также, как и отсутствие кантеле, валторна и барабанов. Народ, разве что на деревянных ложках наяривал в особо торжественных случаях.

Музыка Родю не покидала, поэтому он, постепенно взрослея на рыбалке и домашних работах, придумывал различные варианты, среди которых были самые невероятные. Например, пойти за клюквой на Обжанское болото и там найти дожидающийся его инструмент среди кочек и мха кукушкиного льна. Или изловить где-нибудь самого завалящего рунопевца, дать ему по башке и стать обладателем вожделенного трофея. Мечты так и оставались мечтами, пока, работая свежезаточенным плотницким рубанком, не пришла идея сделать кантеле своими руками.

Родя удивился, что раньше до этого не додумался автономно, а нужно было палец порезать. Даже великий Вяйнемёйнен делал себе кантеле самостоятельно и из чего попало: из челюсти щуки, например. Пойти по пути замечательного рунопевца он отказался, потому как подозревал, что можно потратить всю жизнь, охотясь за рыбой такой величины, из костей которой мог получиться музыкальный инструмент. Не для карликов же, в самом деле, трудиться!

Тогда он, работая исключительно по ночам, изготовил себе по памяти доски из неизвестных пород дерева. Получилось, конечно, ужасно коряво — отец бы его засмеял. Но ведь потому и трудился, когда народ почивал, чтобы никто не видел. Войлоком и мелким ладожским песком, принесенным с самых вершин двигающихся под воздействием ветра дюн, он оттирал все неровности и намечающиеся занозы, добиваясь толщины доски хотя бы в полпальца. Наконец, получилось то, что на его выпуклый морской глаз можно было соединять воедино. Для каких-то своих загадочных целей Родя добавил в варившийся черный и вонючий клей сосновой смолы, отчего в вареве сразу же выпал осадок. Оставалось только надеяться, что получившийся казеин не потеряет своей клейкой сущности.

Все надежды оправдались, доски склеились между собой, как надо. Благородная белизна их, конечно, несколько изгадилась застывшими наплывами клея, но это нисколько не удручало мастера. Инструмент, отдаленно напоминающий деревянный барабан витиеватой формы звучал, как надо, как тамтам. Даже пробегающий мимо по своим делам кот Федя в удивлении замер, когда Родя застучал пальцами по поверхности дикий шаманский мотив. Может быть, прикидывал, сплясать великий кошачий танец истребителя мышей и покорителя кошачьих сердец женского пола, да потом передумал. Федя почесал за ухом, да и потерял сознание — подобного рода музыка его, оказывается, усыпила.

Это событие насторожило Родю, он прекратил играть и задумался: чего-то не хватает. Кот сразу же пробудился, с места перешел в бешеный галоп и исчез в сумерках. Черт, техника игры на кантеле, как ему помнилось, носила гораздо более щипковый характер, нежели ударный.

Струны! Здесь должны быть струны! Это открытие успокоило юного музыканта, даже несмотря на то, что он не имел никакого понятия, где бы их раздобыть. Но нет безвыходных положений, есть неприятные решения. По крайней мере, для убитого быка, чьи жилы Родя приспособил для своих меркантильных целей. Быка, конечно же, убили не из-за струн, народ о таком применении скотины даже не подозревал.

В общем, еще изрядно намучившись с приспособлением, позволяющим натягивать эти жилы до состояния извлечения из них каких-то звуков, отличающихся от кряхтения, Родя получил кантеле. Так казалось ему.

Первое же выступление перед плетнем, когда поблизости никого из людей не наблюдалось, оставило некий странный осадок на душе. Получилось что-то такое, отчего две кошки, сидевшие с краю, обвалились в кусты, задыхаясь от смеха. С другого конца деревни забрехала, уходя в визг, собака Шурка. Родя себя успокоил: животные мало что смыслят в современной музыке, они и на выступление того давнего кантелиста не приходили.