Не оставляй меня одну - [9]
— Я должна проверить, — твердо сказала я Елене.
— Ах так! — взвилась та. — Ну и езжай к своей Светлане, а мы с Кристиной и без вас найдем чем заняться и о чем поговорить. Правда?
Последнее адресовывалось уже Кристине, и та поддакнула в ответ. Неужели Елена ревнует? Впрочем, пусть. Это не мое дело. За секунду растеряв весь интерес к собеседнице, я развернулась к дороге и подняла руку:
— Извозчик!
— Ну и черт с тобой! — возмутилась Елена и, схватив под руку Кристину, потащила ее в сторону ближайшего магазинчика.
Камердинер Светланы стоял в дверном проеме и впускать меня внутрь не собирался:
— Госпожа изволит отдыхать, — сообщил он мне извиняющимся тоном с небольшим поклоном. — Ей нездоровится. Она крайне извиняется и со всем уважением просит ее не беспокоить.
— Она просила меня лично зайти к ней, — искренне солгала я и направилась прямо на него, рассчитывая, что под моим напором и уверенностью он отступит.
Иногда такие вещи срабатывали, но увы, не в его случае, мужчина не двинулся с места, продолжая закрывать собой проход:
— Прошу простить, но насчет вас у меня не было указаний.
— Ну так идите и уточните! — грозно возмутилась я. — Это личная просьба Светланы, так что сами и будете объяснять ей, почему не пустили меня!
Все-таки камердинер немного поддался и согласно склонил голову в полупоклоне-полукивке:
— Прошу вас, проходите. Подождите, пожалуйста, здесь, в гостиной, а я уточню у госпожи распоряжения насчет вас.
— Уж будьте любезны, — недовольно отозвалась я, входя в дом.
Он поднялся на второй этаж, а я тихо и незаметно проследовала за ним. Он остановился у двери спальни Светланы и постучался:
— Госпожа, к вам прибыла госпожа Лазарева. Пустить ее?
Не дожидаясь ответа, я выскочила на коверную дорожку и полубегом бросилась к ее двери. Камердинер сразу встал у меня на пути, но прикоснуться в силу правил приличия не решился, а я не стала распускать руки, хотя легко могла скрутить его так, что он и пискнуть бы не успел.
— Светлана! Открой немедленно! — громко закричала я. — Я не уйду, пока мы не поговорим, даже если ради этого мне придется залезть к тебе через окно! И поверь, я точно упаду и сломаю шею! И все из-за тебя!
— Госпожа Лазарева, я настаиваю, чтобы вы ушли! — грозно сказал камердинер. — Госпоже нездоровится, не тревожьте ее, пожалуйста, иначе я, при всем уважении к вашей персоне, буду вынужден принять соответствующие меры.
— Светлана! — снова крикнула я.
Дверь ее комнаты приоткрылась.
— Пропусти ее, — изнутри раздался ее тихий голос.
— Прошу вас, — тот моментально сменил гнев на милость и даже слегка поклонился мне, как того требовали приличия.
— Вот то-то же, — я вздернула подбородок и подошла к оставшейся приоткрытой двери.
Света внутри не было. Тяжелые шторы, закрывавшие окно, создавали в комнате мрак, в который я собиралась сейчас вступить. Но мне ли бояться тьмы. Я шагнула внутрь, снедаемая беспокойством за подругу. Ее голос был слишком тих и печален, и не надо было читать мысли, чтобы предположить случившееся. Впрочем, все это лишь теории, стоило убедиться в своих догадках, прежде чем делать выводы.
— Светлана, что случилось? — я прикрыла за собой дверь, и в комнате стало совсем темно.
Подруга стояла перед кроватью в дальней части спальни спиной ко мне. На ней была надета ночная сорочка, а рядом с кроватью на стуле стоял маленький тазик с водой и мокрым полотенцем для компресса. Ко мне она не повернулась, закрыла лицо ладонями и еле слышно всхлипнула.
— Светлана… — я подошла ближе, не зная, что сказать и как утешить, положила пальцы ей на плечи, успокаивающе провела до локтей, смягчила голос. — Ты можешь мне все рассказать. Правда. Я ведь твоя подруга.
— Вероника! — она резко обернулась ко мне и с рыданиями бросилась в объятия, прячя лицо в мои волосы. — Я так больше не могу. Не могу так больше! Я же ради дочери все это делаю. Не могу уйти от него. Мне все равно, о чем кумушки по углам будут судачить, но он же Машутку мне не отдаст! А я ни за что не оставлю девочку ему. Но я так больше не могу!
Я мягко обняла ее и стала поглаживать по спине, ничего не отвечая. Не думаю, что ей сейчас нужны мои слова, пусть просто выговорится.
— Он пришел ко мне этой ночью пьяный. Потребовал второго ребенка, он всегда хотел мальчика, — она всхлипывала через слово, голос дрожал. — Сказал, что если я не забеременею снова и не рожу ему наследника, он убьет и меня, и мою дочь. А я не могу, не получается. Мы уже год пробуем, не получается. Не понимаю, за что господь так меня невзлюбил, муж ведь убьет меня. И Машутку. Он может. Я уверена. Он может…
К последним словам она совсем обмякла у меня в руках от избытка эмоций и истерики.
— Присядь, — ласково проговорила я, словно ребенку, и мягко потянула ее вниз, на кровать. — Давай, садись.
Всхлипывая, она подчинилась и закрыла лицо в ладонями. Я опустила ладонь ей на волосы и погладила. Каждому из нас иногда нужна материнская забота, сколько бы нам ни было лет. Мой брат это понимал, и иногда я получала ее от него, даже когда повзрослела, и я это ценила.
— Знаешь, у меня есть для тебя предложение, — негромко произнесла я, раздумывая, стоит ей об этом говорить или нет. — Я знаю, как решить твою проблему.
Он смеется над твоими мечтами, скручивает тебя в узел, стирает в пыль. Он бьет наотмашь и делает подножку, когда ты пытаешься подняться. Но если ты встанешь и пойдешь дальше, боли не будет. Большой город снисходителен к отчаянным самозванцам.
Молодые, обаятельные, красивые, преуспевающие… Этих шестерых, четырех мужчин и двух женщин, связывают не только общие интересы и образ жизни, но и теплые, искренние дружеские чувства. И все же, при всей доверительности их отношений, у каждого есть что-то, что хотелось бы скрыть не только от друзей, но и от самих себя — забыть, стереть из своей памяти. Неожиданно, словно по знаку невидимого дирижера, прошлое напоминает о себе каждому, и напоминание это болезненно. Мистика? Или чей-то коварный умысел? Что можно противопоставить злу, кроме доверия и любви?
Роман представляет собой историю любви. Образы двух девушек сливаются и мерцают в сознании рассказчика, и отделить одно чувство от другого так же трудно, как разделить на составляющие солнечный свет, — а главное, не нужно. Нужно быть таким рассказчиком, как Немцев — таким внимательным к внутренней форме слов и внешней — вещей, — чтобы подарить читателю чудо «объемного чтения»: когда, читая книгу, кожей чувствуешь дуновение ветра и качающиеся тени ветвей деревьев.
Второй роман молодого прозаика Романа Богословского рассказывает историю любви – любви-бури, любви-наказания, любви-беды. В разрушительном огне безудержного влечения сгорают два брака, судьбы главных героев и их родных. В этой любви мало «приятного», «милого» или «трогательного». Но зато именно такие любовные сюжеты запускают механизмы эпосов, вращают колеса истории и освещают вспышками смысла человеческую жизнь.
ММА — не место для девчонок, конечно, если эта девчонка не Макс Брэди. Девчонка, которая росла буквально на ринге, на правах дочери известного бойца, непременно займет свое место в ММА после мистического исчезновения своего отца. Решиться начать драться — дело не трудное, но она и представить себе не могла, что найти хорошего тренера будет так чертовски сложно. Кингстон Лоуренс был восходящей звездой мира ММА, пока травма колена не выбила его из привычного места на ринге. Он думал, что те три раунда на ринге были трудными, но это было ничто, по сравнению с битвой на тренировке с Макс.
Если не можешь забыть любовь — убей ее. Маньяк убивает одну молодую девушку за другой. Все они работали на одного и того же человека. Но загадка будет разгадана.