Не осенний мелкий дождичек - [98]

После сокращения, урезок статью все же опубликовали. Пришлось вычеркнуть многое, против чего возражал Сорокапятов; кое-что, правда, сумел отстоять Чередниченко, некоторые абзацы перебирали в типографии и раз и два, пока пришли наконец к общему соглашению.

С Валентиной Володя держался отчужденно. Неделю, две они жили рядом, словно далекие, неприятные друг другу люди. Материал под рубрикой «Навстречу Пленуму ЦК» перепечатала областная газета. Володю опять начали терзать звонками «сверху», разбором бесконечных кляуз и жалоб под лозунгом «за и против Никитенко». Однажды Валентина обнаружила среди свежей почты письмо, в котором автор намекал на ее якобы весьма недвусмысленные отношения с Бочкиным. Стало еще тяжелей. Она даже подумала: уехать во Взгорье, бросить все, оставить, забыть? Все чаще мучила ее тошнота, приступы становились дольше, никакие таблетки не помогали. В один из таких мучительных, доведших ее до бессилия приступов вдруг поняла: будет ребенок. Оставить ребенка без отца… она сама росла без отца. Владимир тоже хватил сиротства. Но если она ему не нужна…

Ночью ей сделалось плохо. Володя испугался, поднял хозяйку, та, видимо, шепнула ему, в чем дело… Володя будто освободился от злых чар, он вновь стал таким, каким знала и любила его Валентина, нет, даже более чутким, более внимательным, более влюбленным…

Первого своего ребенка они не смогли уберечь. Кого винить в этом? Самое себя? Обстоятельства? Так уж сложилась судьба.

11

Приехала на каникулы Алена, и все вокруг стало для Валентины праздничным. Просыпаясь утром, она тихонько шла в комнату дочери — послушать ее дыхание, поправить сползшее одеяло, просто коснуться мягких Аленкиных волос. В кухне уже хлопотала тетя Даша, Валентина могла спокойно выпить чаю, приготовить что-либо из Алениных любимых блюд. Владимир, большой, неловкий, ходил на цыпочках, на губах его теплилась неясная улыбка, и для него появление дочери было праздником… Вместе выходили из теплых комнат в студеность раннего февральского утра. Володю ждала возле калитки машина, однако он задерживался на крыльце, брал Валентину за плечо, всматривался в ее лицо…

— Что ты, Володя? — говорила она, счастливая его вниманием.

— Ничего, Валюша. — Улыбаясь, он целовал ее и торопился к машине, очень высокий, чуть сутулый, но нестареюще-энергичный. Что-то молодое, яркое возрождалось в них обоих, словно им снова было только по тридцать, жила в них огромная нежность друг к другу, к тому милому существу, которое оставалось за теплыми стенами дома… В довершение полной иллюзии в окно на них смотрела тетя Даша. Алену нянчили другие старушки, в том числе и баба Гапа, но тетя Даша проводила всякую свободную минуту с девочкой, смотрела за нею, как не каждая бабушка смотрит за своей внучкой.

В школе и на уроках все удавалось Валентине, радовало ее. Четверть началась недавно, ученики, отдохнув во время каникул, занимались охотно. Рома Огурцов — и тот вел себя активней, заметно старался, но главное было не в этом: в классе он уже не был отколотым камнем, не держался наособицу. К Дню Советской Армии Валентина готовила с четвероклассниками литературную викторину по стихам советских поэтов о войне. Десятый «а», во главе с Костей Верехиным, «заболел» очередным занятием клуба «Бригантина»; читали новую повесть белогорской писательницы Стаховой, тоже о войне, волновались, спорили, привлекая в третейские судьи Валентину. Она прочла небольшую эту повесть. «Девушка в шинели», о короткой жизни и гибели военной девушки-повара. Повесть тронула чем-то чисто женским, какой-то мягкой искренностью… А десятиклассники спорили, герой была эта девушка или не герой.

— Господи, мама, до чего вы все здесь наивные, — рассудила, выслушав рассказ Валентины об их спорах Алена. — Ну, конечно же, эта девушка была никакой не герой. Просто выполнила свой долг.

— Не совсем так, Алена… Ребята думают почему-то, что Стахова пишет о себе.

— А вы пригласите ее на занятие клуба и спросите, о ком она пишет, — спокойно, как о совершенно допустимом и естественном, сказала Алена. — Твоя Лера, верно, с ней знакома. Можно же попросить.

— Ты думаешь, это возможно? — У Валентины даже дыхание захватило от такой неожиданной мысли. — А что, это идея… Лера обещала приехать… Я позвоню.

Она заказала разговор в тот же вечер, но телефон Леры не отвечал — вероятно, никого не было дома. Валентина, верная своему характеру — ни в чем не терпела отлагательства, написала Лере письмо. Оставалось ждать ответа.

Вечерами собирались привычной компанией, приходили Нина Стефановна, Алла Семеновна, Слава с баяном… Евгения Ивановна все еще отсиживалась дома, грустила по Анне Константиновне… Раза два удалось затащить физика, но он не пел, не пил даже чаю, сидел в углу, молчал.

— Давно не были в Яблонове? — спросила его как-то Валентина. — Хоть бы привели к нам Светлану. Не дозовешься ее, гордячку!

— Я не хожу туда с тех пор, как мы с вами… — Ванечка не смотрел на нее, рассеянно протирая очки.

— Вы оставили Свету одну? Совсем одну? — встревожилась Валентина. — И я закрутилась… Как же так! В воскресенье идем к ней, слышите, Ванечка? Заберем Алену — и все вместе.