Не обижайте Здыхлика - [6]

Капуста со свининой, три дня тушенная в глиняных горшках.

Говядина со ржаной подливкой.

Гуси жареные, поросята печеные, утки копченые.

Морские гады, сваренные чужеземным поваром. Свои-то гады у нас в морях повывелись, да и готовить их непонятно как, гады же. Вот чужеземцы и готовят. А Клуша и не возражает, ей, Клуше, и трогать-то этих гадов противно. Спасибо, хоть тараканов не жарят, тьфу на них.

Артистов понаехало – ах ты матушки. Самый народ противный, едят в три горла, грушовку хлещут, как детки молоко, только подноси, а подносить им – горше хрена, сами стаканищи-то хватают, а сами тебя же передразнивают, хоть Клуша и выходит к гостям только когда гости уже надрались и всем по мухомору, кто им подает, тощий цыпленок или Клуша. А этих и грушовка не берет, еще им, еще, мерзотникам. В Клушиной деревне таким пятаки кидали, ежели хорошо плясовую сыграют, а не то палками их били, попрошаек. Сами работать не желают, так у других клянчат за тра-та-та свое. А ты поди картошки насади, да прополи, да выкопай, ага, это тебе не по струнам бряцать. И тьфу на них вовсе.

Каша перловая со шкварками, каша пшенная с курятиной, каша пшеничная с говядиной, каша ржаная зеленая. Сто лет никто каш не ел, а ну-ка модно стало, вари, Клуша. А что Клуше, Клуша сварит. Клуша в деревне зимой в старые-то годы только кашами и была жива, разве что без убоины.

Старую хозяйку на почетное место посадили. Хозяйка… Давно ли ее, Хозяйку, мамаша на заднем дворе синими репьями хлестала: это кто, кричала, семью позорит? Кто срамоту носит, аж коленки видать? Из кого дурь выбить? Давно ли плакала девка у Клуши на тощем плече да в дырявую рубашку: убегу я от них, сил нет, в столицу убегу! И убегла ведь, и мужа какого знатного отхватила, папашу нынешнего Хозяина. Небо ему нараспашку, да только он уже тогда еле ковылял. А девок щекастых любил. Убежала, и за всю свою жизнь богатую ни грошика семье не отправила, ни вот на полстолечко. А ее, Клушу, не забыла, кухаркой позвала. Денег на дорогу выслала, одежду в узелке. Клуша и поехала. Что Клуше терять, Клуша сирота горькая, хахаль кинул, дом отцовский на сторону клонится, вот-вот рухнет, а чинить некому, знай картошку сади да слезами поливай.

Пирожки с грибами.

Пирожки с картошкой и грибами.

Грибы соленые, грибы тушеные, грибы жареные, грибы в уксусе, грибы в сметане, грибная икра, грибной студень, грибная подлива к кашам, рулет печеночный с грибами, к нему хрен тертый.

А самое паскудное, что ведьмы с ведьмаками понаехали, тьфу на них совсем. Это где ж слыхано – нечисть в дом звать? Старый Хозяин, небось, в гробу ходуном ходит, сколько он их в дурные дома пересажал, не сосчитаешь, это сейчас их в передачах снимают да в ящике людям показывают, кто кого переколдует. И ладно бы тех, которые во всяких салонах людям головы дурят, дак Хозяйка еще и двух вокзальных притащила. Юбками метут, трубками дымят, галдят чего-то. И где нашла-то их только. А эти, из салонов, прямо как дамы с господами, и не отличишь с полпинка, да только у Клуши глаз наметанный, не первый год в хозяйском доме, Клуша за триста шагов видит, где дама, а где ведьмачка, где порядочный человек, а где ведьмак поганый. А уж господа-то хорошие им обрадовались! Руки ладонями вверх им суют, гадать на картах просят, кофейной гущи с кухни затребовали. Хорошо хоть стол для колдунов отдельный поставили. Прибор столовый выделили старинный, серебро с позолотой, фарфор-то побоялась Хозяйка этим воронам ставить, а серебро уж не побьют, почистить после них, и ладно, а камушки из вилок повыковыривают, так Клуша вилки к ювелиру снесет, он другие камушки вставит. Ой, хорош сервиз, хорош, и тарелки, и чашки, и приборы, да в резных цветочках, да в завитушках. Молодая Хозяйка по случаю в одном музее прикупила, когда здание в баню переделывали, а барахло на новое место везли. На двенадцать персон сервиз.

Сливы, сваренные в вине, начинка – миндаль.

Абрикосы в меду, начинка – ядрышки из абрикосовых косточек.

Вишня в ликере.

Вначале подарки девчоночке подносили. Клуша хоть и сновала туда-сюда с блюдами, да и в гостиную самолично не входила, а всё видела. Девчоночку в пеленках нянька держит, личика за кружевами не видно, а сама-то, видать, спит, а эти цыплята-то синие плечами костлявыми поводят – подарки выносят, да говорят, что кем подарено. Чего только не притащили! И драгоценности, и платьишки на вырост, и локомобили настоящие, которые сами по паркету ездят, а в них дитё сидит, няньку пугает. Котят штуки четыре, да все страшненькие, породистые. Один кролика живого подарил, кролика на стол пустили гулять, гости хохочут, зелень ему в морду тычут, а он жует, а глаза у него – ну прямо как у Клушиного отца были, когда он неделями не просыхал, все крапивовку хлестал, рябиной мороженой закусывал, плясал да дрался. Лекари потом и разбираться не стали, от чего мужик помер, а, пил, говорят, ну ладно, чего уж тут, ясно всё, небо нараспашку. А пока жив был, крапивовки ему да крапивовки, да быстрее подноси, не то прибьет или стаканом запустит. Этим вон господам-то поднеси только крапивовку, зеленую-вонючую, ох как зафыркают. Разве что какой бывший мужик из сельского содружества ее в моду введет по старой памяти – тогда-то уж будут попивать да нахваливать.