Не наше дело - [14]

Тут я посмотрела на довольную физиономию Мурашова и спросила:

– Дрюнь, а откуда у тебя деньги? Мама, что ли, подбросила?

– Ха, мама! – презрительно ответил Дрюня. – Бери выше! Что я, сам не заработаю?

– Ты заработал деньги? – удивилась я.

– А что в этом необычного? – насупился Дрюня.

Необычно это было уже само по себе, но я не стала этого говорить, очень заинтересованная тем, как Дрюне это удалось.

– Бутылки, что ли, сдал? – продолжала я гадать.

– Да за кого ты меня принимаешь! – возмутился Дрюня.

– Ну а что же тогда? – потеряла я терпение.

– Я на работу устроился, вот! – с гордостью признался Дрюня.

– Да ты что?! – изумлению моему не было предела. – Куда?

– В кино снимаюсь, – важно заявил Дрюня и гордо выпрямился.

Тут уж я совсем потеряла дар речи, и, отложив вилку с наколотой на нее шпротинкой, уставилась на Мурашова, раскрыв рот.

– А чего ты удивляешься? – заерзал Дрюня. – Что я, не подойду?

Нет, как раз на роль артиста Дрюня бы очень подошел, у него были для этого все данные. Дрюня был высок, безусловно, красив и сексуален, и способностей у него хоть отбавляй – любого Задорнова переплюнет. Но все-таки… Где он мог найти такую работу?

– Где ты смог найти такую работу? – так и спросила я Дрюню, еще не оправивишись от удивления.

– Ха, искать надо уметь! – интригующе заявил Дрюня и тут же начал рассказывать, не в силах удержаться.

– Понимаешь, познакомился я с одним парнем, художником, – возбужденно говорил Дрюня, наполняя рюмки. – Мировой парень! Сначала он предложил мне поработать у него натурщиком. Внешность, говорит, у меня подходящая. Редко такую встретишь, – подчеркнул Дрюня. – Ну, я согласился. А чего? Работа непыльная, стой себе и все. Правда, устаешь очень в одной позе стоять. Да и мухи кусают, не почешешься даже.

Я невольно хмыкнула. Дрюня даже ничего не делать устает!

– Чего смеешься? – обиделся Дрюня. – Сама бы попробовала!

– Ладно, ладно, как ты в кино-то попал? – в нетерпении спросила я,

– Ну так я и рассказываю, а ты перебиваешь! В общем, позировал я ему, позировал, и тут он говорит: «А почему бы тебе, Андрюха, в мире кино себя не попробовать?» У меня, говорит, выход есть на киностудию, я могу тебя отвести и предложить попробовать. Получится – будешь сниматься. И деньги хорошие предложил. Я и пошел.

– И как?

– Чего – как? Успешно, конечно. Разве можно было в этом сомневаться?

– А что за фильм-то? Как называется?

– Это… Щас… – Дрюня наморщил лоб. – Как его, черт! «Полночные грезы», во!

– Какое романтическое название! Это, наверное, про любовь, да?

– Ну… Не совсем, – замялся Дрюня. – Про любовь, конечно, но чувственную.

– Это что… Порнография, что ли? – воскликнула я.

– Да какая порнография, никакая не порнография! – занервничал Дрюня. – Вечно ты выдумываешь, чего нет! Эротический фильм. Зато деньги какие! Тридцатник минута стоит, там оплата поминутно идет. А я еще нарочно замешкался… Кстати! – Дрюня хлопнул себя по лбу. – Ты же говорила, что тебе работа нужна! Вот тебе как раз и работа!

– Да ты что? – теперь настала моя очередь гордо выпрямиться и окатить Мурашова ледяным презрением. – Хочешь, чтобы я в такой мерзости снималась? Никогда!

– Дура! – снисходительно резюмировал Дрюня. – Никто же тебя не заставляет в постельных сценах сниматься. Будешь в передничке кофе разносить. Служанку играть.

– А что, так тоже можно? – засомневалась я.

– Конечно, можно! Подносы тоже нужно кому-то разносить!

– В одежде? – уточнила я.

– Господи, конечно, в одежде! Ты прямо как маленькая, Лелька! Кому охота тебя уговаривать? Даже мне уже давно неохота, я тебя уж и как женщину не воспринимаю.

– Да? – обиделась я.

Нет, я очень даже рада, что Дрюня не предпринимает на меня сексуальных посягательств, но как-то, знаете ли, обидно все же…

– Ты подумай, денег заработаешь, можно сказать, ни за что ни про что! – продолжал уговаривать меня Дрюня. – Ну где ты еще такую работу найдешь?

– Дрюня, а нельзя ли мне тоже натурщицей поработать? – умоляюще попросила я. – Ну не готова я к съемкам. Это ты у нас человек коммуникабельный, легкий, открытый, а мне тяжело будет. Да я себя перед камерой представить не могу, у меня же сразу язык прилипнет и ноги тоже!

– Да чего он у тебя прилипнет-то? – недоумевал Дрюня. – «Кушать подано», что ли, не сможешь сказать?

– Не смогу, не смогу, – уверяла я его.

– Да фигня! – скривился Дрюня.

– Не фигня, не фигня! Дрюнечка, ну зачем ты меня на это толкаешь, я же тебе провалю все только, имидж твой испорчу! Мне бы все-таки лучше натурщицей, а?

Я погладила Дрюню по руке, заглядывая ему в глаза.

– Э-эх! – досадливо поморщился Мурашов и, наполнив рюмку, одним махом опрокинул ее в рот, потом утер губы и покачал головой:

– Удивляюсь я тебе, Лелька! Ты же все-таки психолог, с людьми общаешься! Откуда в тебе эта нерешительность, неуверенность?

– Это, видимо, природное, – вздохнула я и тоже налила себе рюмочку. – Никуда от этого не денешься. Ну так как?

– Да можно, в принципе, поговорю я с Романом, он и баб рисует. Да только платят-то там гроши сущие. А тебе деньги нужны.

– Да мне не только деньги нужны, пойми, мне нужно удовольствие от работы получать!