Не надо стесняться. История постсоветской поп-музыки в 169 песнях. 1991–2021 - [6]

В эту книгу вошли 169 песен, которые вместе составляют краткую историю постсоветской поп-музыки за последние 30 лет; о каждой из этих песен рассказывают ее создатели. Большинство песен, как мне кажется, способны в верный момент дать открытому сердцу ту самую толику мирового знания. Объяснить, почему так происходит, – задача для совсем другого типа письма. Но я надеюсь, что «Не надо стесняться» хотя бы в какой-то степени объясняет, как они это делают.

2.

Пока мои друзья организовывали революцию, я отпевал отечественную попсу.

Это было в декабре 2011 года, когда делался номер журнала «Афиша», легший в основу этой книги.[3] То было бодрое и странное время – единственное за последние 15 лет, когда всерьез казалось, будто что-то вот-вот изменится в лучшую сторону. Журналисты и продюсеры обнаружили, что лучше понимают, что делать с толпой из нескольких десятков тысяч человек, чем люди, многие годы имевшие дело просто с несколькими десятками, – и энергично вписались в создание максимально презентабельного политического опыта. Но сдачу номера никто не отменял – и накануне 11 декабря 2011 года, после которого Болотная площадь навсегда изменила свой культурный смысл, я сидел в редакции и кромсал на печатные полосы интервью с Сергеем Жуковым и продюсером «Блестящих». Работать было весело, выходить на площадь – тоже, но по-разному. Энергия митинга, казалось, была направлена в будущее; энергия поп-летописи – в прошлое. История России вот-вот должна была начаться заново; история эстрады, в общем, ощущалась как законченная.

Разумеется, на деле все оказалось почти что ровно наоборот.

Я вспоминаю об этом, потому что у тогдашней «Афиши» и нынешней «Не надо стесняться» много общей фактуры, но совершенно разные векторы. В 2011 году за российской эстрадой не ощущалось никакой культурной силы. Надуманное, но яркое противостояние «попсы» и «рока», определявшее динамику здешней массовой музыки на рубеже веков, к тому времени уже мало кого бодрило. «Рок» окончательно ушел в проект сбережения собственной аутентичности путем многократного воспроизводства одного и того же канона.[4] «Попса» же в полной мере соответствовала эпохе так называемой стабильности. На медийных потоках сидели все те же люди, что и 15 лет назад, продавая те же лица и те же приемы; искусство провокации уступило место искусству для корпораций и корпоративов; а самыми яркими новыми героями оказывались лидеры так называемого постшансона, которые, минуя турбулентные 1990-е, перекидывали мостик прямиком к позднесоветской эстраде в диапазоне от Игоря Талькова и группы «Автограф» до Елены Камбуровой. Все это вызывало скорее тоску, чем злость или раздражение. В этой области было куда интереснее заниматься археологией, чем критикой; жизнь песни, как мне тогда виделось, кипела в совсем других местах – в новой космополитической инди-музыке имени «европейского проекта»[5] да в русском хип-хопе, который, оставаясь покамест еще вещью в себе, на глазах растил и будущих звезд, и их аудиторию.

А потом все изменилось. Точнее, менялось прямо ровно тогда – просто мы еще не слышали революционных позывных «Тихо-тихо, это Иван», просто до наших ушей еще не дошла песня, давшая в итоге название этой книге, и ее автор: Иван Дорн, человек, который вернул в поп-музыку молодость, радость и страсть – и тем самым дал старт новой эпохе.

В 2011 году устная история местной поп-музыки ощущалась как эпитафия. В 2021-м она ощущается как ода. За последние годы поп вернул себе ту самую тотальность, которая его и легитимизирует. Он снова задевает всех – трогает; смешит; бесит. Он снова адресуется ко всем – в том смысле, что важнейшей его перформативной средой снова стали не частные вечеринки, но публичные: клубы, концертные залы, стадионы. Он снова становится предметом моральной паники – и большой рефлексии. Он умеет совмещать элитарность с массовостью; делать модно так, чтоб для всех. Порукой тому – и цифры подписчиков в соцсетях; и сотни миллионов просмотров новых хитов на YouTube; и тот факт, что самым обсуждаемым телеэфиром год от года становятся праздничные эстрадные спектакли «Вечернего Урганта», а государство впервые за долгое время обратило внимание на музыку (в запретительном, разумеется, ключе). Естественно, эстрада – далеко не единственная область здешней культуры (или даже музыки), где чувствуется жизнь и энергия. Сюжет в том, что десять лет назад казалось, что они здесь больше не обитают.

Почему все изменилось? Я думаю, на то несколько причин. Во-первых, технологические. На смену сложной сети разнообразных медиумов, плохо связанных друг с другом, в середине 2010-х пришла новая монопольная среда – стриминги. Грубо говоря, там, где раньше был один сплошной телевизор, теперь – один сплошной интернет. Поп-музыке проще доминировать, когда это нужно делать на более или менее одном поле. К тому же и организовано это поле так, что поощряет погоню за количеством: все эти чарты и тренды вызывают справедливые упреки (вплоть до бойкота) у людей, для которых музыкальная индустрия – неизбежное зло, но для остальных это почти что откровение. В России никогда не было сколь-нибудь точных инструментов измерения музыкального успеха. Логично, что, когда они появились, у многих нашлось чем помериться.