Не могу отвести глаза - [84]

Пришли еще несколько пар, и затем началась уже настоящая работа. Куинн стоял рядом с Шелби, которая приветствовала новых посетителей, провожая их к нужным столикам.

— Фред и Хильда, — шептал он. — Рут и Джин. Хансбергеры, все шестеро. — Затем: — Я собираюсь всю оставшуюся жизнь провести рядом с тобой, говоря тебе, кто есть кто.

— Да? — спросила Шелби, и ее сердце пропустило не один удар.

— Если ты позволишь мне, то да. — Куинн пристально смотрел на Шелби и удивлялся, когда это он так здорово вышел из графика. Или, может, не вышел? Она не могла задавать вопросы сейчас, у нее не было времени. Время Шелби имела только на ответы. И в данный момент это было ему на руку. — Ну так как? Выйдешь за меня?

Глава 33

— Мэр Бробст, как приятно видеть вас сегодня вечером! — прокричала Шелби, помня о ненадежном слуховом аппарате старой женщины. — Позвольте проводить вас и миссис Финк к вашему столику.

Улучив момент, она посмотрела на Куинна, прежде чем взять меню и проводить дам.

— Видишь, кое-какие имена я помню, — сказала Шелби и удалилась, избежав ответа на его вопрос.

Как ей ответить? Она даже не знала, всерьез ли он это предлагает. Ведь им по-прежнему нужно о многом, об очень-очень многом поговорить… и не через пятьдесят лет, а сейчас, этим вечером.

Усадив дам, Шелби сделала Джорджу знак выйти в коридорчик, который вел к туалетам. Он с радостью последовал за ней, горя желанием спрятаться в любом месте, где не увидит маленького пюпитра и микрофона, перед которым должен произнести свою речь в конце первой смены, а затем еще дважды, если до этого не свалится замертво.

— Что случилось? — с надеждой спросил он. — Микрофон сломался?

— На это рассчитывать не приходится, Джордж, — добродушно ответила ему Шелби. — Кроме того, ваша жена сказала мне, что вы будете неподражаемы. Вы ведь не нервничаете, надеюсь?

Он сунул руку в карман и вытащил несколько карточек, на которых Куинн написал его речь.

— Тут есть пара слов — язык сломаешь… — Джордж глубоко вздохнул и медленно выдохнул. — Понимаете, мы всего-то хотели, чтобы старушка Бробст разрешила поставить стену… вот и все. Как это превратилось б такое?

— Это я виновата, Джордж, простите меня. — Шелби похлопала его по руке, на которой трещали швы коричневого костюма десятилетней давности. — И собираюсь еще ухудшить ситуацию. Джордж, я не хочу об этом спрашивать, прошу вас, поверьте, я действительно не хочу спрашивать об этом, но… вы на самом деле убили бы мэра?

— Убили? Убили бы мэра? Старушку Бробст? — Лицо Джорджа побелело, потом побагровело. Он откинул назад голову и расхохотался, посмотрел на Шелби и снова зашелся от смеха. Вытащил из кармана большой сине-белый платок и вытер слезящиеся глаза. — Ну, я вам скажу. Это специально для головы, да? Вроде шоковой терапии, чтобы я отвлекся от речи? Спасибо, мэм. Я теперь чувствую себя гораздо лучше. Убить мэра, — повторил Джордж, уходя и пожимая плечами. — Это ж надо такое придумать.

Шелби улыбнулась ему вслед и на минутку забежала в дамскую комнату — поправить макияж и взять себя в руки. «Так, — думала она, глядя на свое отражение в зеркале. — Это не был Джордж с завсегдатаями. Если он так расхохотался в ответ на предположение, что замышлял убийство, нет нужды задавать ему второй вопрос — стоят ли завсегдатаи за письмом и попыткой похищения».

И это — сколько бы Шелби об этом ни размышляла, каким бы образом, говоря словами Тони, ни нарезала — неизменно приводило ее к Куинну Делейни, единственному человеку, который мог что-то выиграть, запугав ее, заставив покинуть Восточный Вапанекен и вернуться домой, а тем самым позволив ему заняться более интересными проектами.

Потому что это не Сомертон. Он слишком любит ее, чтобы так пугать, как бы сильно ни хотел вернуть сестру домой.

И не Паркер, которому явно все равно и незачем запугиванием возвращать Шелби домой.

«Почти вовремя».

О да, тем людям известен Куинн, они узнали его. Узнали, потому что это он их нанял, натравил на нее, чтобы разыграть из себя рыцаря без страха и упрека. Войти в ее жизнь. В ее постель. Выгнать из города.

— Нет, — тихо, и неуверенно сказала своему отражению Шелби. — Нет, — повторила она, расправляя плечи и стараясь говорить уверенно. — Нет, нет и нет. Я не верю этому. Я просто этому не верю.

Она оперлась о край раковины, приблизила лицо к зеркалу и сказала своему отражению:

— За всю жизнь, Шелби Тейт, тебе никогда не приходилось думать самой. Никогда не приходилось доверять своей интуиции, идти своим путем, спать на постели, которую ты сама постелила, — и фигурально, и буквально выражаясь, кстати.

Она расправила воротник, повернулась налево и направо, разглядывая себя.

— Выглядишь ты очень взрослой. Не пора ли тебе и действовать соответственно? Не пора ли перестать искать скрытые мотивы и просто принять тот факт, что ты совершила несколько ошибок и он совершил несколько ошибок, но при этом вы любите друг друга. По-настоящему любите друг друга! Или ты собираешься провести остаток жизни круглой дурой? Ты же знаешь, Бренда считает тебя дурой. Слишком глубоко копающей, слишком много думающей и не прислушивающейся к своему сердцу. Ты же знаешь свое сердце, Шелби… ту его часть, которая, возможно, и не существовала, пока ты не окунулась в реальность.