Не мечом единым - [10]

— Читал, но точный смысл не помню, — признался Юрий.

Колыбельников взял книжечку, лежащую в стопке на столе, открыл нужную страницу и прочитал: «В соответствии с коммунистическим идеалом «Свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех» государство ставит своей целью расширение реальных возможностей для применения гражданами своих творческих сил, способностей и дарований, для всестороннего развития личности». Вот видите, какой простор. А на Западе раскрутили клеветническую кампанию о «правах человека», которые якобы нарушаются в нашей стране. Самим не снились свободы, записанные в нашей Конституции, а берутся поучать других!

Голубев слушал внимательно, первоначальная тайная настороженность в нем, видно, угасла, взгляд его умных глаз теперь был более доверчивый.

Колыбельников понимал: сразу нельзя переубедить Голубева. Но сейчас он почувствовал: проклюнулся в парне первый росточек внимания и доверия, а это уже много значит. Это уже тропочка к сердцу. Теперь, пожалуй, можно рассчитывать хотя бы на небольшую взаимность.

— Я не сомневаюсь, есть у вас свои суждения, они, может быть, не совпадают с моими, но мне все же хотелось бы узнать их, и не только из любопытства, а для вашей же, как мне кажется, пользы.

Юрий понимал: пришла пора высказать все откровенно. Пожалуй, ни разу еще не вел он такой разговор, не излагал свои взгляды.

Видя, что Голубев не знает, с чего начать, Иван Петрович решил помочь ему:

— Вы слушали передачи «Голоса Америки» или Би–би–си?

— Слушал. Дома. У меня был транзистор.

— Ну и что вы скажете об этих передачах?

— Мне казалось, они правду говорят.

— Именно на это и рассчитаны их передачи. Они излагают тщательно подобранные факты. Вроде бы эти факты правдивые. Но только вроде бы. Они умело подобраны, часто подтасованы, и выводы из них организаторы передач делают, нужные им. А вы верите, потому что до этих выводов говорилась вроде бы правда. — Колыбельников видел по выражению лица Голубева: не доходят до него эти слова, надо конкретный пример привести. — Вы, наверное, не раз слышали разговоры о «проблеме» отцов и детей, о том, что молодые в нашей стране не поддерживают старшее поколение. Слышали?

— Конечно. И не только слышал, но часто вижу подтверждение этому, — сказал Юрий.

— Вот и хорошо, давайте на этом примере разберемся. Вы уверены, что такие разногласия между поколениями существуют?

— Да. Я уже сказал, что часто встречаю подтверждение этому.

— Пожалуйста, давайте примеры.

— Примеров полно.

— Это вообще, а конкретно?

— Ну вот хотя бы с этими песнями. Старики не понимают нас. Называют стилягами. А мы просто лучше их чувствуем новое.

— Теперь я вам приведу пример. На тысячах строек, на заводах, в учреждениях, в институтах, в армии отцы и дети делают одно общее дело, и никаких разногласий между ними нет. Что вы можете возразить?

Голубев пожал плечами, он не мог так сразу подобрать веское возражение.

— Давайте я вам помогу, — улыбаясь, предложил замполит.

Юрий с недоумением посмотрел на него: «Любопытно, как он хочет мне помочь?»

— Попробуйте, — согласился Юрий.

— Вы говорили, что старики не понимают молодых людей, брюзжат, ругают их, считают чуть ли не отступниками от революционной веры.

— Да, говорил!

— Ну вот и настаивайте на этом. Юра улыбнулся:

— Спасибо за помощь.

Теперь улыбнулся Колыбельников:

— Не спешите благодарить. Слушайте внимательно и честно отвечайте. Сколько таких молодых людей, о которых говорите вы?

— Много.

Колыбельников опять поддержал:

— Тысячи. В каждом городе есть сомнительные компании. А сколько тех, о которых говорил я?

— Очень много.

— Миллионы. Десятки миллионов. Вот так, Юрий, и подсунули вам теорию о противоречии поколений. Нашим врагам дружный труд представителей младшего и старшего поколений против шерсти, они его видеть не хотят, потому что он укрепляет наше общество. А вот одиночки, накипь в круговороте нашей жизни, им нужны. Зачем? Чтобы перессорить эти поколения. Втянуть их в дискуссии, внести разлад, недоверие. Расколоть! А вы слушаете передачи «Голоса Америки» и млеете от умиления: ведь правду говорит! Есть противоречия с предками! Есть: вчера отец содрал с Витьки клеш и надавал ремнем по заднему месту за то, что в семнадцать лет пристрастился к спиртному, а Кольке мать ночью остригла машинкой длинные волосы, а Веркин отец выбросил магнитофон с шестого этажа, потому что уроки не делает, меломанкой стала. Вот и все ваши разногласия.

Долго еще говорил замполит с солдатом. Вечером вышли они из штаба. Колыбельников чувствовал себя утомленным, но усталость эта была приятной. Поглядывая на Юрия со стороны, замполит думал: «Толковый парень. Такому тем более надо помочь. Когда шелуха с него слетит, он очень убедительно будет отстаивать наши позиции».

Была суббота; из клуба и из репродукторов, развешенных во дворе, доносилась музыка. Замполит хотел отпустить Голубева, но музыка вдруг прервалась, и по радио зазвучали стихи. Иван Петрович делал вид, что дышит свежим воздухом после духоты в кабинете, и с любопытством посматривал на Голубева — как он отнесется к стихам? Юрий даже не заметил перемены в радиотрансляции, он думал о чем–то своем, ждал, когда ему позволят уйти. Колыбельников окинул взором полковой двор: никто не обращал внимания на передачу. Никто не поспешил к репродуктору, не повернул голову к алюминиевому колоколу на столбе. Даже поэт Голубев, слух у которого к стихам должен был быть особенно чуток, и то ухом не повел. «Не сработала моя стратегия, — с огорчением подумал Иван Петрович. — Чем же вас пронять, молодые люди? Чем заинтересовать? Как найти путь к вашему вниманию? Не так, видно, надо. Не ту воду требует огонь!»