«Не ложися на краю...» - [8]

Эмоции сменялись в доли секунды: страх, затем осознание его нелепости, стыд, а следом за ним — медленно растущая ярость. Кольцов решительно опустил ноги на пол. Правда, неосознанно поступил так же, как Пашка — постарался сделать так, чтобы ступни находились как можно дальше от черного провала, ограниченного ножками. Рывком поднявшись с места, Сергей развернулся и, присев, посветил под кровать.

— Пашка, вылезай! — приказал он. Вернее, попытался приказать. Голос прозвучал на редкость неубедительно и жалко. Голос ребенка, а не взрослого, семейного мужчины. Возможно, виной тому было нежелание пугать сына грозным окликом — так пытался успокоить себя Кольцов-старший. Но он понимал, что все это отговорки, которые придумывает мозг, не понимающий, как может луч фонаря, яркий и жизнерадостно толстый, становиться мутным и болезненно рассеянным, едва проникнув под кровать. Как будто невидимые ножницы срезали его по краям, отсекая все самые яркие кусочки, оставляя лишь те, что не смогут навредить…

Навредить кому? Кольцов-старший похолодел, поймав себя на этой мысли. Резкая дрожь прошила тело, заставив зубы изумленно лязгнуть. Откуда мысли-то такие? Кому может навредить свет? Воображение тут же услужливо подсунуло картинку: бледный, завернутый в плащ Дракула, поднимающийся из гроба. Хмыкнув, Сергей мысленно обозвал себя дураком. Вот ведь лопух великовозрастный, нагнал жути! Просто батареи садятся. Когда этот фонарь заряжали-то последний раз? Опустившись на четвереньки, Кольцов свободной рукой откинул в сторону свесившееся на пол одеяло. Луч моментально потонул в глубине уходящего в какие-то невообразимые дали лаза. Подрагивая во внезапно вспотевшей ладони, фонарь мазками оставлял светлые следы на сырых земляных стенах. Свет тут же жадно пожирался чернильной тьмой.

Шумно выдохнув, Сергей подался вперед. Лаз оказался некрупный, взрослый человек едва протиснется, и, судя по всему, свежий — комья земли казались влажными на вид. Сергей осторожно коснулся стенки пальцами. Подушечки тут же стали мокрыми.

Вытянув руку с фонарем, глава семейства попытался разглядеть, куда уходит подкоп. По сравнению с выходом, лаз становился шире и выше. Сергей настолько увлекся изучением таинственного хода, что не сразу заметил, как от мягкого, неутоптанного земляного пола отделился кусок угольной тьмы — странный изломанный силуэт. Кольцов лишь вздрогнул и зажмурился от неожиданности, когда это, пахнущее мокрой шерстью и дохлыми кошками, бросилось вперед, резким рывком втянув добычу внутрь темного, уходящего вниз тоннеля. Фонарь выпал из разжавшихся пальцев и, мигнув на прощанье, погас окончательно.

Страха не было. Кольцов скорее испытывал удивление. И еще непонимание, почему дурацкий сон все никак не закончится. И совсем немного раздражение — уж больно мерзко хихикало несущее его косматое нечто. Чувствуя, как сильные жилистые руки-лапы, разрывая когтями беззащитную, такую тонкую кожу, тянут его во тьму, Сергей услышал, как из спальни раздались истеричные крики насмерть перепуганных женщины и ребенка. Услышал и наконец-то задрожал от ужаса.

Он хотел закричать, но лишь булькнул горлом и только тогда осознал, что уже несколько секунд, как оно превратилось в брызжущую кровью открытую рану.

Перед глазами стремительно темнело. Сергей уже не пытался кричать и только прислушивался к тому, как вытекает из него кровь. Не в силах ускорить собственную смерть, он отсчитывал секунды и мгновения, страшно боясь не успеть умереть до того, как тварь начнет пожирать его, еще живого. Смотреть в застывающие глаза и вырывать из тела дымящиеся в прохладном воздухе пещеры куски мяса. Но еще больше он боялся, что где-то вне здесь и вне сейчас, точно такая же тварь тащит по точно такому же тоннелю кричащих от ужаса Галю и Пашку.

Потому что оно вечно сидит под миллионами миллионов кроваток, коек, диванов и просто выжидает, когда в него поверят…

…под миллионами миллионов кроваток…

…одновременно.