Не лги себе - [26]

О чем бы ни думала Катя, что бы ни замышляла, она непременно адресовалась к этому неуловимому человеку. Иногда ее охватывала досада на такую зависимость, но она ничего уже не могла поделать с собой. Казалось, ни он, ни она никуда не уезжали из Успенска и все остановилось на той прощальной минуте, когда он впервые сказал ей «милая».

Внезапно она ощутила такую одинокость, такую затерянность в этом синем, скалистом, мреюще-теплом краю, что невольно опустилась на большой камень, лежащий у подножия башни. Как и все вокруг в этот знойный день, башня тоже источала жар. Что же это я на самом солнце устроилась? — подумала Катя и поискала глазами тень. А какая может быть тень на голой горе? Если только от башни, но солнце стояло как раз над головой.

И вдруг Катя вскочила с камня, словно ее ужалили. Она не издала ни звука, хотя все ее существо было потрясено. Да вот же он, Антон Петрович! Человек, поднимающийся по тропинке! Человек, ведущий за руку мальчика!

Как все идущие в гору, он шагал, наклонив корпус вперед, зорко всматриваясь в тропинку под ногами. Катя еще не видела его лица, но эта сутуловатость, эти волосы — единственные в мире! Как сверкали, как искрились они, рыжевато-бронзовые, под крымским солнцем!

Прижав руку к сердцу, как бы усмиряя его неистовое биение, Катя ждала. Кого ей благодарить за эту минуту? Кто эти люди, которые так верно направили их пути, чтобы они пересеклись именно здесь, на вершине?

Двое приближались. Сынишка такой же худенький, с острыми коленками. Сын Зоси! Вот он поднял камень. Протянув его отцу, о чем-то спросил.

— Эта башня разрушается давно, но ее хватит еще на несколько веков. Это даже не камень, как ты думаешь, а раствор, которым скреплялась кладка. Генуэзская крепость — памятник средневековья.

— А сейчас строят крепости?

— Строят. Правда, в другом роде. Скажем, подземные сооружения, неуязвимые для авиации. А вообще самая надежная крепость — сам человек.

— Ну да-а? — недоверчиво протянул мальчик. — В войну всех убивают, ты сам читал мне книгу.

— Не всех, Витя. Бывает, убьет человека пуля, а слово, которое он крикнул, ведет вперед. И люди побеждают.

Ждать не было больше сил. Катя рванулась вперед.

— Антон Петрович!

Увидев ее, они остановились. Остановилась и она.

— Катя, вы! Катя Уржумова?

Помнил! Он помнил ее фамилию!

— Откуда вы здесь? Это какое-то наваждение.

— Я вскоре после вас из Успенска уехала. В тот же год.

— В Крым?

— Да. В Севастополь. Живу у тетки. Работаю тут.

— А мы с Витей у рыболовов обосновались. На том берегу бухты.

— Я искала вас. Только спрашивать боялась. Вдруг, думаю, секреты какие. Приду к морю, посмотрю на суда — и обратно. Вон то судно не ваше?

— Наше, — засмеялся Антон Петрович. — А как вы догадались?

— Да не плывет никуда. Значит, на дне чего-то ищите. Правильно?

— Правильно, Катя. Витя, ты знаешь, откуда эта девушка? Помнишь Успенск?

Мальчик угрюмо взглянул на Катю. Ну и что? Вот если бы няня Пелагея встретилась!

— Пойдем! — потянул он отца за рукав. — Мы же купаться шли.

— Ну теперь и Катя с нами. Как же это хорошо, что мы встретились. Вы не удивляйтесь, но я часто вспоминал вас. И даже досадно, что по-настоящему увидел вас один раз, тогда в самочерпке, когда зашел прощаться… Вы помните это, Катя?

Помнит ли она? Катя шла рядом с ним по узкой тропинке, глядя в белокурый стриженый затылок мальчика.

— Так вы помните? — спросил он настойчиво.

Он тронул ее за руку, и она остановилась:

— Как же это забыть? Первое время я все плакала…

— Плакали? — удивился он. — Почему плакали?

Катя отвернулась, чтобы не отвечать. Руки то расплетали, то вновь заплетали черную косу. Потом, преодолев смущение, тихо сказала:

— Не надо об этом спрашивать. Встретились — и хорошо.

Удивленный, он некоторое время шагал молча, и Катя жадно, хотя и украдкой, рассматривала Антона Петровича. Она не видела его полтора года! Нет, он не изменился. Только загорел. И еще — в Успенске он никогда не носил синей рубашки. А синее к бронзовым волосам — очень красиво. Постой, Катя, что же ты рассматриваешь его, как своего собственного? За полтора года нельзя состариться, но жениться-то можно! Эта простая мысль настолько поразила ее, что Катя, не умея скрывать своих чувств, опять остановилась.

— Что с вами? Вы что-нибудь забыли? Или, наоборот, вспомнили?

— Нет, я ничего… Только вот о мальчике подумала. Вы в море, а он с кем же?

— Женщина за ним смотрит. Тут одна из поселка.

У Кати защемило сердце и, казалось, дыхание остановилось.

А он закончил фразу:

— Никаких изменений в нашей судьбе не произошло…

О, как легко стало на сердце! Обычно сдержанная, Катя готова была сейчас петь, смеяться, козой прыгать вот по этому крутому спуску.

— Ну и жарко в этом Крыму! А у вас в поселке и того жарче. Как на сковородке живете. Никак я к этому климату не привыкну. И море зачем-то соленое.

Замедлив шаг, Витя обернулся, серьезно посмотрел на странную девушку. Неужели папе интересно с такой дурочкой? Словно поняв его жест, отец снисходительно объяснил:

— А вот Витя у нас моряком хочет стать. По вечерам у глобуса мы с ним совершаем всякие морские путешествия. Вчера, например, попали в бурю на Индийском океане. Витя был капитаном, я — пассажиром. Ну, ничего, спаслись. Капитан дал приказ ложиться судну в дрейф. Иначе хлебнули бы мы этой соленой водички! Он ведь вырос за это время, правда?