Не измени себе - [48]

— Его, его. Но, поди, поздновато уже. Такие богатыри сами выздоравливают.

Вальцов протестующе взмахнул здоровой рукой.

— Не слушайте его, Софья Галактионовна. Лечите, бога ради, лечите, от этого не убудет, — проговорил он и по-мальчишески покраснел.

Комизм положения — щеки алели все больше — развеселил Сазонова и Софью. Они рассмеялись. Николай Петрович заспешил — дел в Москве невпроворот — и начал прощаться.

— Лечись, Иван. Заражение крови — штука серьезная, из лап костлявой ты чудом выскочил. — Он пожал Софье протянутую ею руку и поманил за собой Вальцова. — Слушай, Иван, ты при оружии, не забывай его, когда будете гулять с Софьей. Боюсь я за эту красавицу. Хотя о ее приезде никто не знает, но мало ли случайностей… На всякий случай и близко к ограде не подходите.

— Ее-то за что убивать?

— За мужа. Его дружки уверены, что она убила.

— Настолько серьезно?

— Выезд ее за рубеж в какой-то степени вынужденный.

— Та-ак… Хорошо, что предупредил, — Вальцов на секунду задумался. — Слушай, Николай. Как думаешь, надолго она за границу?

— Как сказать. На дипломатическую работу назначаются на годы… Ты случайно не того… не влюбился? — похлопал Сазонов друга по плечу.

Вальцов промолчал, давая понять, что разговора об этом не поддерживает.

Дни замелькали один за другим, приближая назначенный Софье срок отъезда. Сазонов хорошо знал, кому поручить заботу о загрустившей женщине. Иван сумел заставить Софью оглянуться вокруг себя. Он же рассеял ее сомнения и страхи в отношении Жени. О том, что она в больнице, даже слова не проронил, но все сделал, чтобы узнать правду о ее здоровье и о том, не грозит ли девушке инвалидность. Уверенные ответы медицинских работников порадовали его, и он решил, что не стоит сообщать о несчастье дочери Софье.

Исключением был Роман. Вальцов решил выложить правду, какой бы мрачной она ни была, и, признаться, пожалел о том. Софья тяжело пережила это сообщение.

— Боже мой, я же слепой жила… Плохой, никудышной матерью оказалась.

— Это вы зря… Роман сам виноват.

— Иван Федосеич, неужели вы не понимаете? Нет плохих детей. Есть лишь скверные родители.

— Закваска у Романа, по-моему, была кулацкая. Еще с детства.

— Я могла и должна была это заметить. Но даже не видела, как за спиной заговорщики собирались. Какая-то куриная слепота!

— Мне прикажете, как Сазонову, защищать вас от себя самой?

У Софьи округлились глаза.

— А он защищал?

— Иначе вы были бы за решеткой, а не здесь.

— Неужели?! Господи! А я, верите ли, думала, что он всеми силами старался меня упечь за эту самую решетку.

— Ну, что вы! Дай-то бог побольше таких чекистов Вальцов первый раз дал себе волю и не очень-то деликатно отругал Софью за «куриные рассуждения». Опомнился оттого, что увидел широкую улыбку собеседницы. Замолчал, удивленный.

— А вы человек темперамента, — удивилась Софья.

Чем дольше Вальцов говорил, виделся, дышал одним воздухом с этой необычной женщиной, тем больше убеждался в обреченности своего чувства к ней. Его страшило расставание, хотелось быть с Софьей как можно дольше, да и она вроде бы стремилась к этим встречам. Но ни одного слова, как-то ставящего все в их отношениях на свои места, не было сказано. Скорей всего это было вызвано неизбежной и скорой разлукой.

Размышляя над создавшейся ситуацией, Вальцов гулял в одиночестве по аллее и удивлялся тому, что так долго не появляется Софья. Они, как правило, выходили на прогулку почти в одно время. Иван решил, что седоголовый преподаватель иностранных языков, по ее словам, уже успевший вытянуть из нее все жилы, опять задерживает свою ученицу. А как сегодня полыхает золотом лес, особенно осиновая и березовая чаща! Вальцов неутомимо ходил по аллее, в надежде, что Софья когда-нибудь да освободится и он сегодня увидит ее.

А у Софьи в это время был трудный разговор с Голубевым.

— Мы получили ваше письмо, Софья Галактионовна, напрасно приходите в отчаяние. Мы же дали вам слово позаботиться о ваших детях…

— Пока у вас не будет своих детей, вам не понять моей тревоги. Вся душа исстрадалась.

Голубев развел руками.

— Что нет у меня детей, не моя вина. А вас я понимаю хочу сообщить вам: что касается Жени, то ее судьба, можно сказать, сложилась. Сейчас она в больнице. Не пугайтесь, — остановил он побледневшую Софью. — Садитесь. Жизнь ее вне опасности. После больницы ее примут на текстильный комбинат. Обо всем договорились. У нее будет специальность. К тому же есть все основания надеяться, что у вашей дочери будет хорошая семья.

— Да неужто?! — Глаза у Софьи вдруг оживились. — А кто же мой будущий зять?

— Рабочий. Передовик, ударник. Кстати, увлекается иностранным языком, много читает, тянется к науке.

Софья глубоко вздохнула.

— Неужели все образуется? — лицо ее посветлело. — Андрей Иваныч, а нельзя ли нам с Женей повидаться?

— Думаю, что можно. Перед отъездом вам разрешат встречу. Скорее всего я привезу вашу дочь сюда, на дачу. Впрочем, не будем забегать вперед. Заверяю вас в одном: без свидания с дочерью вы не уедете.

— Спасибо вам, родной вы мой. Не знаю, как и благодарить.

— Оставьте, Софья Галактионовна.

Голубев устроил свидание Софьи с Женей на три часа. Три часа они лили слезы, говорили и наговориться не могли.