Не искажая Слова Божия… [заметки]

Шрифт

Интервал

В настоящей книге понятие "оригинал" будет использоваться для обозначения древнееврейского и греческого текста Священного Писания.

Поскольку выражение "целевой язык" т. е. язык, на который переводится оригинальный текст, используется в нашей книге очень часто, мы иногда для удобства будем использовать следующее сокращение: "ЦЯ"

Понятия "буквальный" и "идиоматический" предложены Бикманом в его статье "Idiomatic Versus Literal Translations" [Beekman 1965e], вновь опубликованной в сокращенном виде под заглавием "'Literalism' a Hindrance to Understanding" в журнале The Bible Translator [Beekman 1966, с. 178–39]. В книге Toward a Science of Translating Найда использует термины "формальная эквивалентность" и "динамическая эквивалентность" в общем аналогичном смысле [Nida 1964, с. 159]. В более поздней своей работе — The Theory and Practice of Translation — Найда и Тейбер вместо термина "формальная эквивалентность" используют термин "формальное соответствие", поскольку понятие "эквивалентность" они сохраняют для обозначения "очень близкого сходства по смыслу в противоположность сходству по форме" [Nida, Taber 1969, с. 202]. Однако следует заметить, что они определяют "динамическую эквивалентность" на основе реакции читательской аудитории. Вот что они говорят по этому поводу: "[Динамическая эквивалентность] — это такое качество перевода, при котором сообщение исходного текста так передается в целевом языке, что реакция аудитории практически та же самая, что и реакция аудитории оригинального текста" [Nida, Taber 1969, с. 202].

Следует отметить, что термин "парафраз" вообще не используется нами для обозначения какого бы то ни было типа перевода. Когда этот термин используется для характеристики перевода, он обычно имеет негативный смысл, означающий, что при переводе имела место попытка передать текст в форме, которая для нас более понятна, чем для читательской аудитории оригинала, в результате чего в текст перевода проникают лишние сведения и неоправданные толкования. В соответствии с указанным смыслом этого слова Танкок говорит [Tancock 1958, с. 29], что перевод, отклоняющийся от исходного смысла оригинала, представляет собой не перевод, а парафраз.

Понятие "парафраз" в кругу лингвистов применяется не к переводу, а к двум различным высказываниям на каком — либо языке, имеющим один и тот же смысл. Одно суждение может называться парафразом другого. Аналогом внутриязыкового парафраза является межъязыковой перевод. Иными словами, когда перед нами два высказывания с одним и тем же смыслом и каждое из них выражено на своем языке, одно высказывание представляет собой перевод другого.

То, как Туссен использует термин "критическое" не следует путать с использованием этого термина в таких выражениях, как "в высшей степени критическое исследование", относящееся к трудам либеральных теологов. Здесь его использование просто означает, что при изучении Писания используются аналитические и логические возможности интеллекта.

Другие случаи, когда культурные замены допустимы, рассматриваются в главах 9 и 13.

См. в гл. 13 анализ того, в каких случаях культурные замены бывают необходимы. См. также выше в данной главе о противоречиях между исторической и дидактической адекватностью.

Подробнее о генитивной конструкции см. в гл. 16.

См. Grimes 1963, Robinson 1963 и Moor 1964.

Сообщено устно Кеннетом Л. Пайком.

Подробное рассмотрение прямого и непрямого цитирования в бабира см. в статье Pike 1966, с. 86–92.

Интересное рассмотрение избыточности в миахутланском диалекте запотекского языка в Мексике см. в статье: Ruegsegger 1966, с. 2–4.

Интересно, что богословы признают наличие имплицитной информации и вполне сознательно используют ее. Беркхоф [Berkhof 1950, с. 158, 159] говорит: "Вверяя человеку Свое слово, Он [Бог] прекрасно знал не только то, что было сказано, но также и то, что не было выражено словами. Он знал все выводы, которые будут сделаны из написанного Слова. Баннерман предполагает: 'Выводы, которые можно сделать из Священного Писания путем неизбежных умозаключений, и более того, путем сравнения различных положений, содержащихся в Священном Писании, были предусмотрены неиссякаемой мудростью в самом акте боговдохновенности этих записей. Господь в акте Откровения не только знал, что человек сделает эти выводы, но и предначертал сделать их' (Боговдохновенностъ Писания, стр. 585). Поэтому не только то, что в явном виде сформулировано в Священном Писании, но также и подразумеваемую информацию… необходимо рассматривать как Слово Божие.

Сам Иисус подтверждает это. Когда саддукеи пришли к нему с вопросом, который, по их мнению, ясно доказывал несостоятельность учения о воскресении, Он сослался на то, как назвал себя Яхве при купине: 'Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова'; исходя из этого Иисус и выводит справедливость того учения, которое они отрицали. Более того, Он упрекнул их за неспособность понять сути слов Яхве и сказал: 'Заблуждаетесь, не зная Писаний'".

Хотя переводчики не стали бы включать в перевод имплицитную информацию данного типа, Беркхоф ясно говорит, что "ее скрытый смысл также следует рассматривать как Слово Божие"

См. более полное изложение данной проблемы с местоимениями в Notes on Translation № 16, 20, 26.

В данном случае вывод делается от противного.

Однако, когда будет проведено тщательное исследование структуры текста в греческом языке, вполне может оказаться, что он располагает формальными средствами для указания, по крайней мере, на некоторые из этих текстовых признаков.

Вопрос о структуре дискурса в целом подробно разбирается в работе Кэтлин Келлоу [Callow К. 1974].

Хотя этот тип имплицитной информации включен здесь в общий раздел "имплицитные сведения из непосредственного контекста" указание на принадлежность к классу не всегда содержится в непосредственном контексте, но, возможно, должна выводиться из широкого или культурного контекста.

Одно частное исключение будет рассмотрено ниже в этой главе в связи с неопределенным значением.

См. в гл. 11 раздел, посвященный методике получения ответов.

Значительная часть сведений, содержащихся в этом разделе, извлечена из статьи Ларсон [Larson 1969, с. 16–20], хотя их изложение несколько изменено.

Тейбер (см. Beekman 1968b, с. 13, примечание) предлагает следующее деление на три класса: (1) обязательные категории в языке — источнике; (2) всякая имплицитная информация, которая "оскорбила бы читателей"; (3) все, что "отвлекло бы внимание от основного смысла отрывка"

Этот процесс кратко упомянут в статье Бикмана [Beekman 1968b, с. 5]: "Хотя мы не приводим примеры того, как эксплицитная информация становится имплицитной, не следует делать вывод, что такое изменение в процессе перевода не встречается" См. примечания на с. 13 той же статьи. Детали разработаны в статье Ларсон [Larson 1969]. См. также статью Тейбера [Taber 1970, с. 3], где говорится: "Теоретически могут обнаружиться случаи, когда переводчик… может оставить имплицитную информацию, которая в источнике является эксплицитной или имплицитной".

Как представляется, впервые практически аналогичное подразделение на четыре класса было проведено в книге Джорджа Кэмпбелла (George Campbell) The Philosophy of Rhetoric ("Философия риторики"), опубликованной в 1776 г. Кэмпбелл обозначает эти четыре семантических класса как 1. вещи (things), 2. действия (operations)у 3. атрибуты (attributes) и 4. связки (connectives).

В данной главе мы более подробно остановимся на анализе семантических компонентов слова. В принципе, о словах можно было бы говорить как о понятиях. Любое сочетание семантических компонентов, один из которых является центральным, составляет понятие. Понятие относится к тому же классу, что и его центральный компонент. Дополнительные компоненты также могут быть отнесены к различным семантическим классам. Таким образом, семантические компоненты относятся к четырем вышеуказанным семантическим классам; понятия также относятся к этим классам. Понятие обычно бывает представлено в грамматике одним словом, но также может быть представлено и словосочетанием.

Название этого родового класса отличает его от другого класса, который можно назвать "различные виды говорения (с акцентом на способе)" в котором были бы такие члены, как "шептать", "кричать" "заикаться" и т. д.

См. более полное изложение данной процедуры и ее результатов в статье Элкинза [Elkins 1971b, с. 10–15].

Или выражение, поскольку семантически оно функционирует как отдельная единица. Например, в предложении Это вопрос жизни и смерти слова "жизни и смерти" функционируют как абстракция, определяющая слово "вопрос" и практически эквивалентная слову "важный".

Различные значения, как этот термин используется здесь, ограничиваются употреблениями слова в пределах того же самого семантического класса. Например, в приведенных примерах оба значения глагола "нести" представляют собой ДЕЙСТВИЯ. Различные употребления, попадающие в различные семантические классы, рассматриваются в следующей главе.

Эти три типа смысловых компонентов, которые будут рассмотрены в следующих абзацах, относятся к референтному значению слов. Коннотативное значение в данной главе не рассматривается, но оно, хотя и не является частью референтного значения, составляет существенную сторону коммуникации.

Ср. определение "толкования" в работе Rubinstein, Weaver 1966, с. 6: "Толкование есть процесс помещения слова (или понятия) в семейство (или род) и последующего отграничивания слова от других членов семейства путем выявления видового отличия (differentia). Пример: катализатор (понятие) есть химическое вещество (род), ускоряющее реакцию других химических веществ, но само остающееся неизменным (differentia)".

Ср. Rubinstein, Weaver 1966, с. 24: "Классификация последовательно прилагает один и тот же определенный признак ко всем членам группы, чтобы распределить эти члены по меньшим группам. Этот признак называется основанием, классификации".

Некоторые слова могут одновременно входить в несколько иерархических структур. Так, лгать, например, может быть отнесено к классу, носящему родовое наименование "способы обмана", а также наименование "виды говорения".

Подробное рассмотрение этого вопроса см. в гл. 12 и 13, посвященных лексической эквивалентности.

Это утверждение предполагает, что переводчик знает семантические компоненты значения слова, используемого в оригинале. Если говорить о переводе НЗ, это означает, что он знает смысловые компоненты используемых в нем греческих слов. Ему особенно необходимо знать, как противопоставлены семантически родственные слова и являются ли эти противопоставления значимыми в конкретном контексте. Отличаются ли γινώσκω, ginosko и οϊδαμαι, oidamai и если да, то чем? Имеется ли противопоставление между αγαπάω, agapao и φιλέω, philed? Различаются ли άλλος, alios и έτερος, heteros? Словарь к греческому Новому Завету Бауэра/Аланда [Bauer/Aland 1988] может оказать переводчикам весьма существенную помощь при переводе, но даже в нем не ставится вопрос о различиях и противопоставлениях между лексическими единицами. Фундаментальный подход, представленный в данной книге, может быть также применен к изучению слов греческого НЗ. Число контекстов, демонстрирующих различные значения, возможно, не столь велико, как этого бы хотелось, а невозможность получить реакции и информацию от живого носителя языка приведет к менее достоверным выводам. Тем не менее такое изучение представляло бы собой ценную область исследований и публикаций, которые весьма помогли бы переводчику.

Методика полевой работы, при помощи которой можно получить такие контексты, в общих чертах описывается в гл. 11.

Слово "ручей" включено в разряд "жидкости" поскольку оно используется метонимически для обозначения воды, текущей но определенному руслу.

Здесь можно отметить, что в определенных словосочетаниях некоторые семантические компоненты могут аннулироваться. Так, можно "скакать на месте" и при этом аннулируется компонент поступательного движения. Переводчик должен внимательно следить за тем, в каких контекстах в ЦЯ компоненты аннулируются, а в каких нет. Например, в Рим 12:1 говорится о "жертве живой" где компонент 'умерщвление жертвы' аннулируется сочетанием со словом "живой" Однако в языке чоль этот семантический компонент жертвоприношения не может быть аннулирован таким образом, поскольку в чоль слово, означающее "жертву" неизбежно предполагает 'умерщвление' Поэтому данное выражение необходимо было превратить в образное сравнение. Тем самым компонент реальной смерти был употреблен метафорически.

Вероятно, всякий раз, когда два слова синонимичны в некотором данном контексте, это происходит потому, что смысловые компоненты, реализующиеся в данном контексте, являются аналогичными. Если взять другой контекст, то дифференциальные компоненты вновь стали бы актуальными и эти два слова уже не были бы синонимичными.

Такая двойная роль не является чем — либо уникальным и довольно часто встречается в других языках. В частности, можно привести пример из английского языка, где слово man 'человек; мужчина' покрывает два понятия. В общем родовом значении слово man относится ко всему человечеству, включая мужчин, женщин, мальчиков и девочек; а в видовом значении man относится лишь к некоторой части человечества: к взрослым мужского пола. Одно и то же выражение служит представителем и родового класса, и одного из членов этого класса. Это семантическое свойство может вначале послужить причиной значительных трудностей при семантическом анализе, так как переводчику может показаться, будто его помощник, носитель языка, противоречит сам себе: иногда он сосредотачивается на родовом употреблении определенного слова или выражения, а иногда — на его видовом употреблении.

Существует четвертый тип лексического значения (в этой главе он не рассматривается), который можно назвать "перекрестным" Этот тип значения проявляется в том случае, когда два значения слова связаны ассоциативно и проходят через различные семантические и грамматические категории. Например, слова "печь" (русская печь) и "печь" (печь что — л.) связаны семантически; одно означает особое приспособление, а другое — то, что делается при помощи этого приспособления. Эти два значения проходят сквозь различные семантические и грамматические классы. С точки зрения семантики существительное "печь" — это ОБЪЕКТ, а глагол "печь" — ДЕЙСТВИЕ. Грамматически эти слова относятся к разным классам: существительное и глагол. В английском языке существует большое количество такого рода слов: hammer, load, walk, feather, wet, heat, tree, drum и т. п.

В противоположность значениям перекрестного типа, переносные значения могут менять семантический тип, но никогда не меняют грамматический тип. В предложении "Он лиса" (= Он хитрый) происходит смена семантического типа ОБЪЕКТА (лиса — название животного) на тип АБСТРАКЦИИ (хитрость — качество), однако здесь нет перемены грамматического типа. В первом предложении слово "лиса" является таким же существительным как и в предложении "Лиса съела виноград". Производные значения никогда не меняют свой семантический или грамматический тип. Поскольку значения перекрестного типа не представляют особых затруднений для переводчика, далее они не принимаются во внимание.

Если есть определенная форма, которая связана с двумя, принципиально отличными друг от друга значениями, то такое слово классифицируется как омоним. Так, омонимами являются слова "коса" (девичья коса) и "коса" (острая коса), "охота" (охота на волков) и "охота" (охота поговорить), "почитать" (почитать своих предков) и "почитать" (почитать газету). Кроме омонимов орфографических (одинаковых на письме) существуют фонетические омонимы, т. е. такие слова, которые одинаково произносятся, но пишутся по — разному и имеют различные значения, напр.: "кампания" (военная кампания 1812 года) и "компания" (компания друзей), "код" (код сейфа) и "кот" (кот Васька) (ср. англ. tail и tale, rest и wrest, pear и pair).

Анализ этих примеров поднимает один важный теоретический вопрос: если слово "меч" употребляется сходным образом в нескольких родственных значениях, не лучше ли было бы рассматривать его как слово, имеющее целый ряд родственных значений, как мы это видели на примере слово "скакать"? Ответ в данном случае будет отрицательный, поскольку каждое значение, реализующееся в вышеуказанных контекстах, основывается не на наличии общего семантического компонента, а на ассоциативном принципе. Анализируя слово "меч" необходимо отметить, что оно имеет несколько обособленных ассоциативных значений, не объединенных единой семантической нитью.

В третьем лице единственного числа личные местоимения также выражают категорию рода (он, она, оно), в то время как во множественном числе употребляется общая, неконкретизированная по признаку рода форма (они). Впрочем, это никак не влияет на анализируемые нами значения.

Для обозначения этого феномена экзегеты и грамматики употребляют следующие термины: "представительное единственное число" [Robertson 1934, с. 678], "безличное первое лицо" [Ridderbos 1953, с. 102], "типикализация" [Lofthouse 1955, с. 73], "иллюстрация" [Stauffer 1964, с. 357].

Некоторые комментаторы, например, Бертон [Burton 1956] интерпретируют это высказывание как ссылку на определенные неправильные действия апостола Петра, которая оформлена имперсональным "я" Если принять данную точку зрения, то местоимение "я" будет иметь еще одно значение — 'ты' (ед. ч.), — которое является производным на основе категории лица (см. раздел 2), а не числа. В любом случае, такое значение будет производным, вторичным.

Сюда относятся "хвастовство, самомнение, высокомерие, эгоизм, чрезмерная эмоциональность, преувеличенное чувство собственного превосходства, исключительный и наивысший авторитет в самом себе".

В качестве примера можно привести Гал 2:5 "мы ни на час не уступили и не покорились" где "мы" возможно относится к Павлу, Варнаве и Титу (см. ст. 1). Так, Риддербос пишет: "Апостол говорит о своей позиции и о позиции своих товарищей как непреклонной" [Ridderbos 1953, с. 85]. Бертон также говорит о "Павле и тех, кто с ним" [Burton 1956, с. 84]. Некоторые переводчики полагают, что Павел использует "мы" применительно к тем, кого он приветствует. Стих 1 Кор 11:16 ("А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божий") противоречит такому мнению, т. к. кажется маловероятным, что "мы" подразумевает исключительно Павла и Сосфена.

Исключение составляет 2 стих из 2 Кор 7, где Павел говорит: "Мы никого не обидели, никому не повредили, ни от кого не искали корысти" Употребление формы третьего лица в отношении "никого" буквально применимо к любому человеку, с кем Павел общался, или может заменяться формой второго лица множественного числа, имея в виду "любого из вас, коринфян".

Более детальный анализ этого вопроса см. в работе Бикмана [Beekman 1965с, с. 177–193]. Последовательность его рассуждений можно сформулировать следующим образом:

1) Иисус не пытался скрыть того, что данное выражение он употребляет применительно к самому себе, поскольку оно совершенно четко взаимозаменимо на форму первого лица. Примеры можно найти в Мф 8:19–20; 9:3–8; 19:28; 26:21–24, 45, 46; Ин 6:53–56;

2) те, кто слышал использованное Иисусом выражение "Сын человеческий", знали о том, что он говорит о себе, ср. Мф 17:22–23; 26:64–65; Ин 6:27–30;

3) приводится подробный разбор тех мест НЗ, которые якобы оспаривают первые два тезиса.

В Синодальном переводе стоит "в Сына Божия", что восходит к другому разночтению греческого текста, однако часть древнейших рукописей НЗ содержит вариант "в Сына человеческого" (см. издание греческого текста Нестле — Аланда и GNT).

Ссылки на "Сына" и "Сына Божия" у Ин 3:16–18 не включены, поскольку не существует определенного ответа на вопрос, кому принадлежат эти слова — Иисусу или Иоанну.

Здесь Христос приводит тринитарную формулу крещения, и в некоторых языках при переводе этого места могут возникнуть определенные проблемы, поскольку формула дается в третьем лице, что может привести читателей ЦЯ к заключению, будто Иисус Христос (тот, кто говорит) и Сын (о ком говорится) — разные лица.

Другие места, где Иисус использует форму третьего лица по отношению к себе: Мф 10:25, 12:41, 23:10; Ин 4:10, 6:58, 9:37, 10:36.

Здесь необходимо отметить, что другой возможной интерпретацией слов "таким человеком" (ст. 5) может быть отнесение слова "таким" к определенному опыту апостола Павла, а не к конкретному человеку. Таким образом, мы получим: "Таким опытом могу хвалиться, собою же не похвалюсь".

Подробный анализ метонимии и синекдохи с примерами употребления этих фигур речи в тексте НЗ см. в работе Бикмана [Beekman 1967b].

Этот пример еще раз иллюстрирует тот факт, что определенное понятие (в данном случае — "иудеи") может в зависимости от контекста иметь несколько значений, образованных по ассоциативному принципу.

Ниже перечислены некоторые новозаветные места, где смысл местоимения "все" трактуется по — разному различными богословскими школами: Рим 11:26, 32; 2 Кор 5:14–15; 1 Тим 2:4, 6.

Вот почему гиперболу часто путают с синекдохой. Поскольку обе эти фигуры основаны на одних и тех же отношениях, очень трудно провести четкую границу между ними. Скорее всего, там, где имеет место элемент явного пре увеличения ради художественного эффекта, можно говорить о гиперболе.

Эта фигура речи не имеет особого названия, поскольку, во — первых, она довольно редко встречается в Новом Завете, а, во — вторых, исследователи не пришли к единому мнению по поводу того, каким термином ее назвать. Летний Лингвистический Институт использует термин "гипобола" однако он не встречается в словарях.

Несколько раз в Новом Завете вместо глагола "умирать" употребляется глагол "уснуть" (например, в Ин 11:11). Этот эвфемизм в греческом языке восходит еще ко временам Гомера и основывается на метафоре, которая предполагает наличие некоторого сходства между сном и смертью, поскольку и то и другое внешне имеет общие черты (состояние покоя). Можно обнаружить и другие подобные метафоры, которые составляют исключение, поскольку в их основе лежат не ассоциативные отношения, а наличие общего семантического компонента.

Хотелось бы отметить, что в этой главе мы ограничим наше исследование рассмотрением метафоры в ее контексте и покажем, каким образом она связана с прямым значением слова. Поскольку сам контекст подсказывает то метафорическое значение, которое хотел передать автор, мы попытаемся показать ту основу, на которой слово может употребляться в новом контексте в переносном значении.

Нарушение правил лексической сочетаемости представляет собой объединение в одно словосочетание двух или более семантически несовместимых слов. См. подробнее рассмотрение вопроса о лексической сочетаемости в гл. 11.

На поверхности два выражения: "X подобен Y" и "Y подобен X" представляются эквивалентными. Оба выражения сопоставляют X и Y, утверждая, что в каком — то пункте они сходны. Однако в контексте в первом выражении X представляет собой сюжет, a Y — образ, а во втором — наоборот. Это является причиной возникновения некоторых проблем при переводе. Поэтому, анализируя сравнение, важно правильно определить сюжет.

Это пример того, как в процессе перевода познается единство Св. Писания. Когда необходимо сделать имплицитную информацию эксплицитной, следует избегать появления противоречия с каким — то другим стихом, в котором по какому — то другому поводу та же информация формулируется эксплицитно.

Альтернативной точкой зрения является рассмотрение выражений "алчущие и жаждущие", "идти против рожна" и "украшение" не в качестве составной части образа, а в качестве точки подобия между темой и подразумеваемым образом. Поскольку точка подобия должна быть приложима как к теме, так и к образу и поскольку указанные выражения не в равной мере сочетаются как с тем, так и с другим, мы сочли за лучшее рассматривать указанные выражения в качестве составной части образа. К тому же, такая альтернативная интерпретация ввела бы в поле нашего внимания элемент, не встречающийся в других метафорах и сравнениях, — подразумеваемый образ.

Отметим, что между символом и референтом имеется двусторонняя связь, обозначенная пунктирной линией. Не только символ вызывает в сознании мысль о референте, но референт также может вызывать в сознании мысль о символе.

В связи с этим выводом интересно отметить, что в словаре Бауэре/Аланда при анализе образного употребления слова sarx в Посланиях апостола Павла (см. Bauer/Aland 1988, col. 1489) делается следующее утверждение: "Но для Эпикура sarx является носителем греховных чувств и желаний, а равно средством чувственного наслаждения…" На с. xiv вводного материала к вышеупомянутому словарю Эпикур отнесен ко времени "ок. 300 лет до P. X." Как кажется, это утверждение предполагает, что указанное фигуральное употребление слова sarx было распространено в языке в течении значительного периода времени и представляло собою застывшую фигуру речи.

Термин "символ" здесь используется в более узком, а не в общелингвистическом смысле, в каком о словах говорят как о символах. Не включаются в это определение и символы, обнаруживаемые в апокалиптической литературе (в книге Откровения). Они рассматриваются как живые метафоры или сравнения, а не символы. Здесь мы имеем в виду используемый в некоторой фигуре речи образ, который твердо укоренился в христианском словаре и который имеет какое — то важное богословское значение и часто содержит сильные эмоциональные обертоны. Во многих контекстах данное выражение соотносится одновременно с буквальным объектом и с фигуральным значением.

Можно сохранить в переводе эти символы, не принося в жертву осмысленность, если дать некий ключ к подразумеваемому смыслу или сопроводить образное выражение прямым указанием на его значение. См. предложение по поводу выражения "кровь" в гл. 10, посвященной лексической согласованности.

Вильям Барклай [Barclay 1968, с. 321] так комментирует греческое слово baptizein "крестить": "В нецерковном греческом языке слово baptizein имеет много метафорических значений. Первоначально оно не имело религиозного или литургического смысла. Оно означало простое погружение предмета ниже поверхности жидкости. Например, этот глагол используется но отношению к одежде, которую опускают в краску. По значению он скорее эквивалентен выражению "погружать в воду" Он также может быть использован, если речь идет о затонувшем корабле. "Быть погруженным в вине" означает "быть пьяным" "Быть погруженным в долгах" имеет значение "залезать в долги" Мальчик, не сдавший экзамен, будет считаться "погруженным" то есть провалившимся. Таким образом, слово baptizein в своем метафорическом употреблении означало "погруженность в некое переживание или испытание" чаще тяжелое или неприятное" Этот комментарий со всей очевидностью указывает на то, что "крестить" или "крещение" являются застывшей метафорой в Мк 10:39 и Лк 12:50. Переводчику было бы крайне полезно иметь в руках большее число исследований о подобных использованиях греческих терминов в переносном значении.

См. гл. 3 об имплицитной и эксплицитной информации для того, чтобы получить более полное представление о том, в каком случае имплицитная информация может быть четко выражена.

С общетеоретической точки зрения все высказанное лишь подтверждает положение о том, что при переводе идиоматических выражений смысл всегда одерживает верх над формой. Однако нельзя полагать, что формой полностью пренебрегают. При определенных обстоятельствах, подобных описанным выше и касающихся перевода метафоры и сравнения на ЦЯ, принимается во внимание особая нормативная форма оригинала.

Данный перевод следует тому толкованию, согласно которому здесь имеется в виду укоренение "семени" Слова Божия. Другая возможная интерпретация этого стиха состоит в том, чтобы под "корнем" понимать особенность человеческого характера, состояние его сердца.

О гиперболе "поглощающие верблюда" см. главу 7.

Ср. Longacre 1958, с. 487: "Следовательно, добросовестный переводчик постарается избежать необоснованных и необдуманных вариантов перевода отдельной лексической единицы оригинала и будет подбирать эквиваленты, уделяя должное внимание требованиям каждого контекста" Стоит заметить, что далее этот же автор говорит следующее: "Но, с другой стороны, он конечно же осознает невозможность сохранения лексической согласованности текста оригинала, если только он не хочет, чтобы его "перевод" был уродливой карикатурой".

К вопросу о согласованности также имеет отношение перевод параллельных отрывков из Евангелия и ветхозаветных цитат, которые неоднократно встречаются в Новом Завете в той же самой форме. Подобные параллельные места должны переводиться единообразно в каждом случае их употребления. Однако, в этом случае также не следует пренебрегать контекстом. Высказывание "какою мерою мерите, такою и вам будут мерить" встречается в следующих местах Нового Завета: Мф 7:2, Мк 4:24 и Лк 6:38, каждый раз выступая в несколько ином контексте. Маловероятно, что определенное слово ЦЯ, исполь зуемое для перевода лексемы "мера", будет в достаточной степени общим, чтобы точно соответствовать каждому из имеющихся контекстов. В таком случае это высказывание следует переводить по — разному в каждом конкретном контексте, невзирая на то, что оно утратит свой единый исходный облик.

Более детальный и более специальный анализ снижения степени согласованности при переводе см. в работе: Longacre 1958, с. 468–489.

Необходимо согласиться с тем, что буквальный перевод слова "кровь" во многих языках приведет к неправильному пониманию оригинала. Тем не менее перевод метонимии такого рода вполне возможен, если использовать одновременно и слово "кровь" и, скажем, слово "умирать" в пределах одного предложения. В гл. 7 подробнее разбирается вопрос о переводе различных фигур речи.

Подобный подход можно применить и в случае цитирования Ис 7:14 в Мф 1:23. Если древнееврейское слово almah имело два значения — *молодая женщина' и *дева' — то евангелист Матфей выбрал значение ^>4дева' что полностью соответствовало актуальному для Матфея контексту. Если же almah означало только 'молодая женщина', значит евангелист расширил семантические границы данного слова до значения 'дева'. В любом случае, контекстуальный замысел Матфея несомненно подчеркивает мысль об отсутствии сексуальных отношений; следовательно, перевод греческого слова παρθένος, parthenos как "дева" является единственно правильным выбором, адекватно передающим авторское употребление данной ветхозаветной цитаты.

В работе Хугеса говорится: "Павел подкрепляет свои суждения целым рядом цитат (см. 2 Кор 6:16–18) из Ветхого Завета… Однако сопоставление текстов ясно показывает, что он не чувствовал себя скованным методичным цитированием слово в слово, но все его цитаты приводятся по смыслу, и они всегда показывают актуальность божественного откровения в конкретных обстоятельствах жизни" [Hughes 1962, с. 253].

Вероятно, не следует считать, будто применительно к Новому Завету можно говорить о полном отсутствии стилистической вариативности. У Морриса [Morris 1969, с. 293–320] можно найти интересное заключение, в котором он говорит о вариативности как об особой черте стиля Евангелия от Иоанна. Стилистические варианты (которые весьма многочисленны) распространяются как на грамматику (напр. порядок слов в предложении), так и на лексический уровень (употребление синонимов и т. п.). Вот что он пишет: 'Для Иоанна совершенно нормально повторять свои высказывания, как правило, с небольшими изменениями формы… Со всей вероятностью можно сказать, что он редко изменяет смысл в такого рода повторах… Однако стилистическая вариативность там несомненно присутствует" (с. 317).

Ср. работу Лонгакра [Longacre 1958, с. 489]; см. также 3 раздел, с. 489–90.

В том случае, когда лексические различия представляются важными и решающими для правильного понимания контекста, можно при помощи словосочетания или другого распространителя дополнить то слово, которое используется в ЦЯ для выражения понятия "грех" Однако во многих новозаветных контекстах имеет место такая ситуация, когда даже авторитетные комментаторы и лексикографы не имеют единого мнения относительно того, имеется ли какое — то явное различие между подобными синонимами. В таких случаях нельзя даже в точности сказать, происходит ли какая — либо утрата тонких лексических различий при единообразном переводе такого рода синонимов или нет.

Связанные с этим вопросы рассматриваются далее в настоящей главе.

См. Ballard 1968, с. 13.

См.: Ballard 1968, раздел D, с. 13.

Вопросы здесь приведены в форме, традиционной для русского языка. Предполагается, что переводчик сможет правильно передать их на целевом языке.

Этот вопрос используется для отыскания синонимов к данному слову либо обобщенных родовых понятий, включающих в себя данное понятие.

При переводе этих вопросов, в особенности таких абстрактных понятий, как "противоположность" иногда возникают специфические трудности, связанные с тем, что в данном целевом языке могут отсутствовать средства для выражения этих понятий. Например, в языке гахуку (Новая Гвинея) нет слов для обозначения понятий "цвет", "форма" "размер" "расположение", "возраст" и т. д., так что на этом языке нельзя спросить: "Какого оно цвета?", но лишь: "Оно красное или зеленое?" Эта проблема кратко обсуждается у Бикмана [Beekman 1968а, с. 3, параграф 3], где он предлагает для ее решения т. н. "метод образцов" ("pattern method"). Намного более полное освещение этого вопроса содержится в NOT № 36, где Паллесен [Pallesen 1970] в своей статье "More on Elicitation" ("Еще о выяснении значения") подробно описывает свой опыт работы с языком самал (Филиппины), указывая на потенциальные ошибки и приводя много полезных рекомендаций.

Поскольку формального определения "основного значения" так и не было дано, видимо, будет небесполезно привести здесь два критерия, позволяющие отличать основное значение от производных и переносных. Основным значением, скорее всего, будет то, которое:

1) первым приходит в голову большинству говорящих на этом языке;

2) может сочетаться с большим набором слов или со словами, обозначающими более общие понятия.

Из этих критериев основным является первый; второй, как правило, лишь подтверждает выбор. Так, первичное значение слова "идти" — "передвигаться с помощью ног" — будет сразу же названо любым носителем языка и, кроме того, сочетается с более широким лексическим классом ("люди и животные", тогда как другие значения ограничены "осадками" "одеждой", "часами" и т. п.). Подлежащим при глаголе "плеваться" могут быть не только люди, но и верблюды, огнестрельное оружие ("пушка плюнула огнем"), некоторые механизмы ит. п.; однако все эти значения не могут быть основными, так как сочетаются с весьма ограниченным набором понятий — определенный вид животных, отдельные типы механизмов и т. п.

Даже если (как, например, в случае глагола "посылать") объемы лексических классов, с которыми может сочетаться слово, почти не поддаются сравнению ("посылать что — либо" может относиться практически к любому неодушевленному предмету, а "посылать кого — либо [например, с поручением]" — к людям и даже многим животным), первый из указанных критериев все же позволяет решить задачу выбора "основного значения" Очевидно, что сначала в голову приходит именно "отправлять посредством почты" (хотя исторически это значение, вероятно, возникло позднее).

См. во 2 приложении краткое описание эксперимента по выделению основного значения носителями языка.

Ситуация, когда целевой язык не обладает средствами для выражения какого — либо понятия оригинала, подробно обсуждается в следующей главе.

Например, в Мф 21:13, Мк 11:17, Лк 19:46, Ин 2:16–17, Деян 7:47.

Этот подход основан на исследованиях Мура [Мооге 1972, см. NOT 43]. Он выделяет следующие семантические категории дублетов: синонимические, почти синонимические, репетитивные, родо — видовые, утвердительные — отрицательные, действительные — страдательные и фигуральные. Первые два типа вкупе с последним преобладают, составляя 80 % в списке из 613 изученных примеров.

Словарь Уэбстера (1966) дает следующее определение этому термину: "Высказывание, смысл которого выражен отрицанием противоположного высказывания… противоположно гиперболе". В греческом языке существует грамматическая конструкция с двумя отрицательными частицами ои те, которая не имеет ничего общего с литотой и служит, наоборот, для усиления отрицания.

Ллойд — Джоунс [Lloyd — Jones 1970] в своей книге "Послание к Римлянам, 3:24–25" цитируя Рим 1:16, замечает: "Здесь, несомненно, автор имеет в виду то, что он очень горд своим благовествованием. Эта мысль выражена с помощью литоты — риторической фигуры, в которой утвердительное значение выражается с помощью отрицания."

Кроме того, в данном случае можно вообще опустить слово "сосуд" найдя для глагола "покрывать" максимально обобщенный родовой эквивалент.

В греческом тексте употреблено слово κρίνα, krina, В английском переводе TEV просто сказано "дикие цветы" ("wild flowers").

Знаком "х" отмечены типы, используемые в практике перевода.

100

В некоторых языках оно может быть выражено не отдельным словом, а аффиксальной морфемой.

101

Читатель заметит, что некоторые из приводимых примеров, иллюстрирующих такую "комбинированную" модификацию, относятся к тем же местам, перевод которых мы цитировали в двух предыдущих параграфах. Это говорит о том, что конкретный способ перевода в каждом случае зависит не от самого переводимого отрывка, а прежде всего от уровня читателей и степени развития целевого языка.

102

Подробнее этот тип модификации обсуждается в последней части этой главы в разделе "Замещение реалий с точки зрения соблюдения исторической правды"

103

Употребление термина "пулкве" конечно, было не идеальным выходом в данной ситуации из — за возникающего анахронизма (подробнее такие случаи мы будем рассматривать ниже в данной главе). Тем не менее, пришлось прибегнуть именно к такому переводу, так как вариант с описательной модификацией был бы слишком громоздким для данного контекста.

104

Можно заметить, что такой перевод нарушает верность перевода оригиналу, и что здесь надо было употребить родовое понятие с какой — либо описательной модификацией. Дело, однако, в том, что числительное "два" делает употребление какого бы то ни было родового понятия невозможным. Кроме того, когда носителям языка показали изображения людей в туниках (о которых идет речь в оригинале), они назвали их именно "рубашками".

105

См. грамматику Бласса/Дебрюннера (с. 72, 164, 176); в качестве примеров приводятся следующие места: Мф 7:2; Мф 7:7; Мк 4:25; Лк 6:38.

106

Краткое обсуждение этого см. у Тернера [Turner 1963, с. 293], который приводит в качестве примеров Лк 6:38, 12:20, 48, 16:9.

107

Конечно, эти попытки явно отразить скрытую иронию нельзя признать безупречными. Отчасти этому мешает то, что даже в предлагаемых вариантах смысл все еще ощутимо зависит от интонации произнесения.

108

Таким образом, абстрактные существительные нарушают границы грамматических, но не семантических классов: "спасать" — глагол, а "спасение" — существительное, но оба они принадлежат к семантическому классу действий.

109

Краткое обсуждение этого несоответствия можно найти у Бикмана [Beekman 1967а, с. 1] и у Юниса В. Пайка [Pike 1967, с. 1–3].

110

Тем не менее, даже при наличии в языке подобных средств, необходимо тщательно исследовать степень применимости образуемых таким способом существительных, так как они могут иметь ограничения по грамматической или лексической сочетаемости. Так, в языке Колорадо (Эквадор) некоторые абстрактные существительные не могут выполнять в предложении функцию подлежащего.

111

Этот вариант отражает лишь одно из толкований данного стиха; пример другого толкования можно найти в New English Bible, где дан такой перевод: "и мудрость Бога доказывается детьми ее".

112

Этот вариант стоит в тексте греческого Нового Завета издания Bible Societies [GNT 1966], где он классифицирован как "в некоторой степени сомнительный", а также приводится в других изданиях GNT.

113

В приводимых в данной главе (а также в гл. 16, 19 и 20) примерах перевода различных мест Писания необходимо было обеспечить согласование семантических и грамматических классов, однако существуют некоторые понятия из класса действий и абстракций, которые могут быть выражены только с помощью существительных, причем не только по — русски, но и, вероятно, на любом другом языке. К этой категории относятся некоторые слова, обозначающие речь и чувственное восприятие. Например, понятие "слово" относится к классу действий, но в предложении "он услышал слово" его смысл нельзя выразить иначе как существительным. Даже если перефразировать это предложение — "он услышал то, что было сказано" конструкция "то, что" представляет собой некий заменитель существительного. Другие слова того же типа — "шум", "звук", "вкус", "послание", "благовествование".

Слово "традиция" представляющее собой понятие — абстракцию, также относится к этому типу. Любые попытки раскрытия его значения, например "культурно — обусловленный образец поведения" или "то, как нужно, по общему мнению, поступать" сами используют существительные либо их заменители ("образец" "то"). Другие понятия — абстракции, обладающие тем же свойством — "цвет" "товарищество".

Из этого можно сделать такой практический вывод: несмотря на то, что соответствие семантических и грамматических классов является идеалом, к которому надо стремиться, этот идеал не всегда достижим, и некоторое количество абстрактных существительных останется в переводе в любом случае.

114

Интересно заметить, что, согласно некоторым исследованиям, положительный член антонимических пар прилагательных запоминается быстрее [Clark 1971, с. 271].

115

Хотя большинство исследователей считают это хиазмом, комментаторы Ленский и Мейер придерживаются противоположного мнения.

116

Настоящая глава использует материал статьи Beekman 1972. Этот же номер журнала "Notes on Translation" посвящен разработке риторических вопросов, причем не только в греческом НЗ, но и в некоторых других языках. Таким образом, можно порекомендовать этот выпуск журнала как хорошее дополнение к настоящему исследованию.

117

Есть, однако, три случая, когда eperotao встречается в вопросах, которые не могут быть отнесены к действительным либо риторическим на основании контекста. Именно, Мк 7:5 "Потом спрашивают Его фарисеи и книжники: зачем ученики Твои не поступают по преданию старцев …?" Мк 15:4 "Пилат же опять спросил Его: Ты ничего не отвечаешь?" и Деян 5:27, 28 "и спросил их первосвященник, говоря: не запретили ли мы вам накрепко учить о имени сем?" Ин 18:21 содержит кажущееся исключение с глаголом erotao: "Что спрашиваешь (erotas) Меня?" Этот вопрос, несомненно, риторический (его смысл "не спрашивай меня", "ты не должен спрашивать меня"), но "спрашивать" на самом деле относится к косвенному действительному вопросу в ст. 19, поэтому данный случай нельзя рассматривать как исключение.

118

Erotao употребляется в действительном вопросе (прямом, косвенном или подразумеваемом) в Мф 16:13, 19:17 (один из вариантов греч. рукописей), 21:24; Мк 4:10, 8:5; Лк 9:45, 19:31, 20:3, 22:68, 23:3; Ин 1:19, 21, 25, 5:12, 8:7 (Textus Receptus), 9:2, 15, 19, 21, 12:21, 16:5, 19, 18:19, 21 (дважды); Деян 1:6. Eperotao используется в Мф 12:10, 17:10, 22:23, 35, 41, 46, 27:11; Мк 5:9, 7:17, 8:23, 27, 29, 9:11, 16, 21, 28, 32, 33, 10:2, 10, 17, 11:29, 12:18, 28, 34, 13:3, 14:60, 61, 15:2, 44; Лк 2:46, 3:10, 14, 6:9, 8:9, 30, 9:18, 17:20, 18:18, 40, 20:21, 27, 40, 21:7, 22:64, 23:6, 9; Ин 9:23, 18:7; Деян 23:34; Рим 10:20; 1 Кор 14:35. Punthanomai используется в Мф 2:4; Лк 15:26, 18:36; Ин 4:52; Деян 4:7, 10:18, 29, 21:33, 23:19, 20.

119

На настоящий момент ни в одном из переводов не потребовалось как — либо иначе перефразировать такие "обращенные к самому себе" вопросы, — что, по — видимому, подтверждает справедливость отнесения их к риторическим.

120

Значимость употребления этих частиц в вопросах с точки зрения перевода обсуждается в Приложении 2.

121

См. также приводимые у Франца [Frantz 1965, с. 202–203] четыре причины, по которым "учащемуся бывает сложно быстро уловить и ясно осознать значение родительного падежа".

122

Приводя примеры генитивных конструкций, мы будем придерживаться дословного перевода с сохранением родительного падежа оригинала, несмотря на то, что получающиеся в результате русские фразы нередко будут звучать непривычно и неуклюже. Цитирование в каждом случае оригинальных греческих конструкций усложнило бы материал этой главы без особой на то необходимости.

123

Подробнее об абстрактных существительных см. в гл. 14.

124

По нашему мнению, это является хорошей темой для диссертации, которая затем, будучи распространена среди практических переводчиков, принесла бы им немалую пользу.

125

Подробнее понятие "пропозиций" и отношения между пропозициями рассматриваются в последующих главах.

126

Обычный порядок слов в генитивной конструкции оригинала — "А Б" но иногда встречается и обратный, "Б А" В тех случаях, когда приводимый пример относится к последней разновидности, это будет отмечаться звездочкой, но единообразие порядка слов в примерах будет сохраняться.

127

Иногда цитируемые примеры генитивных конструкций представляют собой части более сложных конструкций с родительным падежом; так, в настоящем случае, полной конструкцией является "половина царства меня" ("половина мо его царства"). Подобное вычленение части из сложной конструкции, конечно, позволительно делать только тогда, когда это не влияет на смысл. Подробнее о сложных генитивных конструкциях см. в Приложении 4.

128

Этот случай, возможно, правильнее было бы отнести к выражениям с переносным смыслом, так как слово "сын" имеет здесь значение "потомок по прямой линии" а не только сын. Нам, однако, представляется более правильным рассматривать этот смысл слова "сын" как вторичный, а не как переносный. В любом случае, родительный падеж здесь обозначает родственные отношения.

129

Ролевое отношение можно рассматривать как разновидность "пропозиции действия" (которое мы будем рассматривать подробнее в одном из разделов настоящей главы) с неявно выраженным действием. Такие понятия, как "Бог", "слуга" или "Господь", будучи поставлены в ролевые отношения с людьми, подразумевают определенные действия. Так, "Бог Израилев" означает "Бог, которому молится Израиль"; "слуга первосвященника" — "тот, кто служит первосвященнику", а "наш Господь" — "Гот, кто правит нами" Мы вынесли их здесь в отдельный пункт, основной "фокус внимания" в генитивных конструкциях этого типа приходится на ролевое отношение, но при этом не следует забывать и о наличии подразумеваемого действия.

130

Во многих переводах (в частности, в русском Синодальном) есть часто встречающиеся выражения, которые на первый взгляд также принадлежат к этой группе. Из них наиболее употребительным является "Иисус из Назарета" (напр., Мк 1:24, 10:47 и т. д.), а также "Иосиф из Аримафеи" (Мк 15:43) и др. Однако эти выражения в оригинале не являются генитивными конструкциями; так, в Мф 1:24 употреблено прилагательное, образованное от названия города: "Иисус Назарянин" Иногда в таких фразах используется предлог άπό "из"; например, в Мк 15:43 стоит "Иосиф, что из Аримафеи".

131

Подробнее об этих типах отношений см. у Филмора [1968а]. Приведенный нами список не является всеобъемлющим, а определения — исчерпывающими; мы лишь попытались с их помощью описать основные типы значений, выражаемых некоторыми разновидностями генитивных конструкций. Семантика пропозиций действия еще недостаточно разработана, но типы отношений между предметами и явлениями в этих конструкциях, используемые нами здесь, хорошо согласуются с вводимым в следующей главе различением семантических и грамматических структур.

132

Абстрактные существительные подробно рассматриваются в гл. 14.

133

Читателю может показаться, что "Иисус Христос" является скорее субъектом, а не объектом данного действия, поскольку по — русски мы чаще говорим "он родился" а не "его родили" Однако заметьте, что использованный здесь глагол "родиться" является возвратным; кроме того, при рождении ребенка главным действующим лицом является все же мать, а сам ребенок — лишь объектом ее действия.

134

Мы будем рассматривать здесь лишь пропозиции действия, выраженного эксплицитно и имплицитно, поскольку примеров подобного рода, которые требовали бы пропозиции состояния, не найдено. Тем не менее, мы не можем быть уверены в том, что таких примеров не существует в принципе; возможно, они будут найдены в результате более тщательного исследования генитивных конструкций Нового Завета.

135

Система возможных отношений между пропозициями, детально рассматривается в гл. 18. Здесь мы будем использовать полученные в этой главе результаты.

136

К этим двум генитивным конструкциям можно также применить и другую интерпретацию, а именно отношение цели: "(люди) воскреснут, чтобы жить" и "(люди) воскреснут, чтобы быть осужденными (Богом). В такой интерпретации последовательность действиий второстепенна, а главное внимание обращено на их причинно — следственную связь.

137

В работе Лонгакра [Longacre 1972а], в главе "A Taxonomy of the Deep Structure of Propositions" используется такая символьная кодировка для указания на рассматриваемые отношения; см. с. 87–90, где разбирается данная символьная система.

138

Интересно было бы сравнить данное определение со следующим суждением Филмора в его работе "Some Problems for Case Grammar" [Fillmore 1971, c. 37]: "Как представляется, трансформационная грамматика с опорой на падеж, в целом, имеет следующие характеристики. Пропозиционное ядро простого предложения состоит из предиката (глагол, прилагательное или существительное), который дополняется распространителями. Последние, в свою очередь, связаны с данным предикатом при помощи какой — либо одной из семантических функций, известных как падежи (глубинной структуры)".

139

Пропозиции типа "Строительство — дело дорогое" и "Строительство — это работа" представляют определенные трудности при их интерпретации с точки зрения вышеуказанного анализа. В каждой из этих пропозиций имеется две самостоятельные пропозиции, одна из которых указывает на событие (строительство), а другая — на отношение (соответственно, отношение определения и отношение классификации). Каким образом в таком случае необходимо рассматривать данные пропозиции: как пропозиции действия или пропозиции состояния? Ответ на такой вопрос следует искать в том, на чем о^юкусируется внимание автора, когда он употребляет данные пропозиции. В вышеприведенных примерах в фокусе внимания находится ОТНОШЕНИЕ, а не ДЕЙСТВИЕ, если учесть центральное содержание пропозиции. Следовательно, необходимо рассматривать их как пропозиции состояния с внутренним указанием на событие.

140

В гл. 19 приведен подробный семантический анализ стихов Филим 4–7.

141

Более детальный анализ данного фрагмента см. в работе: Johannes P. Louw, Discourse Analysis and the Greek New Testament. 1973. C. 108–118.

142

Более подробно о принципах ввода имплицитно выраженной информации речь шла в гл. 3.

143

Более подробно о жанрах дискурса и отношениях их пропозиций развития см.: R. L. Trail, Semantic Relations Between Whole Propositions in English (особенно с. 8–11). Он также отмечает, что "такие соотношения, как причина — результат, полная противоположность и альтернативы не формируют основу повествования дискурса, но они тем не менее используются в повествовании в качестве дополнительного материала, чтобы выявить установку участников или дать сопутствующее описание" (с. 10). С некоторыми поправками эти наблюдения можно отнести и к другим жанрам.

144

Выделением данной системы отношений мы во многом обязаны следующим исследованиям этого вопроса: Fuller 1967; Frantz 1968; Hollenbach 1969; Deibler 1969; Beekman 1970a; Ballard, Conrad, Longacre 1971; Longacre 1972a; Hollenbach 1973b. Винтероуд [Winterowd 1970], рассматривая данную проблему с несколько иной точки зрения, выделяет 7 типов отношений, или "переходов" ("transitions"), как он их называет. Он пишет: "Последовательный анализ множества трансформационных единиц показывает, что между ними существует 7 основных типов отношений, отчетливо различаемых на любом уровне дискурса. Я определяю их как отношения (1) сочинения, (2) дополнения, (3) причины, (4) заключения, (5) взаимоисключения, (6) присоединения, (7) последовательности" Следует отметить, что такая система кажется недостаточной для регулирования всех типов отношений, необходимых для анализа дискурса, но эту семерку Винтероуда можно использовать для указания на более общие классы отношений между пропозициями, чем те, которые выделяются нами в настоящем исследовании.

145

Мы используем термин "референциальный мир", а не "реальный мир" поскольку говорящий или пишущий может принадлежать и к нереальному миру: к воображаемому миру, научной фантастики и т. п.

146

Более подробно этот вопрос рассмотрен в работе Hollenbach 1973а, с. 3–8.

147

Хотя в этом примере формальное отрицание предваряется "но" главной пропозицией является вторая, поскольку действие "прейдут" содержит негативный компонент, который отрицается во второй пропозиции. Следовательно, вторая пропозиция семантически является утвердительной и главной.

148

"Более" (греч. mallon) используется для выражения ПРОТИВОПОСТАВЛЕНИЯ и самостоятельно, без "чем/нежели" см., например, цитировавшийся выше стих из Мф 10:28. Тем не менее, в подобных случаях, как нам кажется, было бы неверно говорить об имплицитно выраженной противоположности ожидаемому.

149

Подробный обзор "дублетов" дается Муром [Мооге 1972].

150

В грамматиках придаточное условное определяется как "протазис" а придаточное следствия как "аподозис" Когда протазис является фактом или предполагается говорящим как свершившееся, он также относится грамматиками к классу придаточных условных. Поскольку эти случаи действительно начинаются с "если" они не противоположны факту и не воспринимаются как неопределенные. Семантически они не несут неуверенности. Возможно, они облекаются в условную форму для того, чтобы слушатель сам мог восполнить недостаток определенности, чтобы быть готовым к выводу. Эта гипотеза находит подтверждение в том, что такое употребление часто встречается в предложениях, предназначенных для уверения или убеждения.

151

Те, кому знаком греческий синтакис и, в частности, придаточные условные, могут заметить, что мы обошли вниманием вопрос употребления ei или еап, наклонения и времени глагола в протазисе и аподозисе. Это сделано нами умышленно. Хотя существует тесная связь между грамматическим и семантическим анализом условных конструкций, они не соответствуют друг другу полностью. Такое соответствие грамматике наблюдается только в типе противоположности действительности, с ег в протазисе, еап в аподозисе, индикативом в обоих и временными о^юрмами имперфекта, плюсквамперфекта и аориста. В то же время подтип, выражающий неопределенность, более сложен и может включать в себя различные комбинации ei, еап, времен и наклонений. В общих суждениях всегда присутствует ean и сослагательное наклонение в протазисе, и индикатив в аподозисе. Так что различие комбинаций наиболее вероятно в отдельных высказываниях. Широкое обсуждение этого вопроса так и не привело к единому мнению и не выявило полностью, каким образом соотносятся грамматические и семантические варианты. Необходимо более глубокое исследование этой проблемы.

152

Трейл, рассуждая на тему, какому типу отношений придается большее значение в том случае, когда в одном предложении обнаруживается два типа соотношений, предполагает, что "первый является основным" но в частном письме он же говорит о том, что "главное значение имеет доминирующий тип" [Trail 1973, с. 13].

153

Можно предположить, что когда будет предпринято подробное распределение пропозиций действия в группы по семантическому признаку, то будут внесены поправки и в понятие отношений содержания. На данном же этапе мы воспользуемся имеющейся дефиницией.

154

На схеме представлены следующие переводы Библии: А — J. В. Phillips, The New Testament in Modern English; В — Revised Standard Version; С — Η. В. Montgomery, The New Testament in Modern English; D — С. K. Williams, The New Testament: A New Translation in Plain English; Ε — Good News for Modern Man; F — The New English Bible; G — G H. Ledyard, The New Life Testament; Η — R. F. Weymouth, New Testament in Modern Speech;] — С. B. Williams, The New Testament: A Translation in the Language of the People; К — New American Standard Bible.

155

Эта граница не совпадает с концом 1 стиха, но проходит внутри него.

156

Здесь тема абзаца выражена не в форме пропозиции, а в о^юрме суждения. Это может являться результатом тех факторов, которые не были рассмотрены нами. Эмоциональная или когнитивная ориентация говорящего или пишущего иногда представляется наряду с эквивалентной или более значимой информацией. Здесь, первое выражено личными глаголами, последнее — другими средствами. Это может быть доказано тем, что перформативы (говорю, благодарю, слышу) семантически стоят на порядок ниже, чем информация, которую они выражают, что не является аксиомой.

Другая особенность относится к тем пропозициям, которые в основном представляют информацию, выраженную скорее ПОНЯТИЯМИ, чем отдельной пропозицией типа образа действия или времени. Когда они (образ и время) встречаются в форме пропозиции как часть центральной информации темы, появляется форма суждения.

Последний фактор может объяснить ст. 4–7 Филимону. В письме, подобном данному Посланию, неудивительно обнаружить абзац с двумя фокусировками — на авторе и на адресате. Тогда, вероятно, перед нами абзац с двойной темой, а именно: "я тронут" и "ты любишь всех святых" Обе они одинаково важны. Однако первая из них относится только к единице абзаца, в то время как вторая — к следующим абзацам и, следовательно, ко всему содержанию книги.

157

Об этой фигуре см. гл. 12. В грамматике Бласса — Дебрюннера [Blass — Debrunner 1961, с. 151, раздел 477, 2] этот стих приводится в качестве примера использования хиазма.

158

Данное толкование предполагает, что в этом контексте не делается никакого различия между предлогами pros и eis. То, что апостол Павел использует различные предлоги из стилистических соображений, проиллюстрировано на примере Рим 3:30, где сказано: "Потому что один Бог оправдает обрезанных по вере (ек pisteos) и необрезанных через веру (dia tes pisteos). Поскольку Павел подчеркивает, что Господь един и оправдает и иудеев и язычников только через веру, он не имеет намерения делать различие между ек и dia. Моул в книге "Языковые особенности греческого Нового Завета" [Moule I960, с. 68], пишет: "В стихе 5 из послания к Филимону., наблюдается чисто стилистический прием" Ланг и Лайтфут объясняют такую вариативность в употреблении предлогов хиастической структурой.

159

"Греческие причастия настоящего времени чаще всего обозначают актуальное действие, совершающееся одновременно с действием предикативного глагола" [Burton 1966, с. 54].

160

См., например, Burton 1966, с. 170.

161

Стих Ин 11:5б, по всей вероятности, является исключением из общего правила об использовании двойного отрицания ои те в риторическом вопросе. "Как вы думаете? Не придет ли (ои те) Он на праздник?" В большинстве текстов эта фраза разбита на два вопроса. Из контекста не ясно, что Христос собирался быть на празднике. Если же греческий текст подразумевает, что Христос обязательно должен был быть там, то этот факт лишний раз подтверждает использование ои те для придания предложению утвердительного значения.