Не исчезай - [102]
Он пытался приводить примеры из древней истории: Август и Вергилий. Как будто Хрущеву это что-то говорило. Да отдай ты им Восточный Берлин! Как древний герой, разруби гордиев узел! Ты можешь, он не может.
Он – это Кеннеди.
У нас демократия. Сенат никогда не позволит ему это сделать. Ни наши республиканцы, ни безвольные либералы, взвешивающие различные ходы и исходы и в конечном счете не предпринимающие ничего! Ты… ты можешь! У вас демократическая диктатура, у тебя развязаны руки…
Наивный старик, поэтическая душа, воззвавшая к диктатору, воззвавшая к его гордости, к мифологической, поэтической, мужицкой, просторной душе… Пастух, дитя полей – так думал Фрост, – он способен мыслить, чувствовать образами.
Зачем он приезжал? – спросил Хрущев. Это что, очередной ход Кеннеди, очередные уловки американцев? Зачем он подослал ему этого старика? Что еще задумал? Интересно, что поэт и власть предержащие всегда либо вместе, либо в противостоянии.
Фрост подарил Хрущеву свою книгу. Подписал: «Другу в противостоянии, 7 сентября 1962 года». Любе к тому времени исполнилось полтора года.
Глава шестнадцатая
Поэзия
1
Когда не с кем было поговорить, писательница L утешалась, разговаривая с кошкой. Звали ее Вася, и она постоянно пыталась вырваться на природу, на свободу. Приблудная, но любимая – надо же было L хоть кого-то любить. Она вычесывала Васю, та рычала и царапалась, словно была собакой, а не кошкой.
А темы у них был повседневные, тривиальные – Люба делилась с Васей мелочами жизни. Не Фросту же ей было рассказывать о мелких, женских проблемах, о неудачах и обидах. Или о том, что в очередной раз отказались публиковать. Что муж ее не понимает. Что работа тяжелая, жестокая, беспросветная. Не хотелось ей ныть, казаться занудливой. L уговаривала себя: «Наверное, так и должно быть. А не печатают потому, что я хорошо пишу. У меня скопилось ненапечатанного на хороший трехтомник», – думала она. Собирала по сусекам: перетряхивала многолетние дневники, электронные послания сетевым литературным друзьям; притащила из подвала древний компьютер, принялась отыскивать забытые рассказы и заметки, из старого. Вдруг понравится?
Такие вот повседневные истории рассказывала она своей кошке Васе – про обиды и надежды. А еще ругала ее, кошку, за непослушание, за то, что она такой гуленой оказалась. Ну что с нее возьмешь! Она ведь кошка, да еще и дикая. Потому что кошка Вася была приблудной. Приходила к дому, мяукала, вот L ее и пожалела.
Эта кошка обладала повадками кота, разгуливала по комнатам на толстых лапах, распушив хвост, и являлась истинной хозяйкой дома. Назвали ее Васей. Но когда Вася родила троих котят (их пришлось срочно раздавать по знакомым, а Васю везти к ветеринару для немедленной фиксации), стало ясно, что это не Вася, а скорее всего, Васса. Но в семье по привычке продолжали называть пригульную Вассу мужским именем.
– Вот ты бегаешь, а лучше бы дома сидела. Если бы я могла сама с тобой дома сидеть, мы бы, наверное, целый роман сочинили. Когда работаешь, то это уже не совсем писательство, а скорее графомания. Знаешь, мне вчера один графоман звонил. Пожилой дяденька. Выманил мой номер телефона лет сто назад. Позвонил, а я, Вася, на работе. Через пару часов звонит, а я в спортивном клубе, в раздевалке – голая. Перезваниваю из машины, говорю с ним вежливо (я же воспитанная): чего, мол, надо? Да за литературу поговорить, отвечает, как ваши литдела обстоят. Печатаетесь? Немного. Где? Да там кое-где в Интернете. Я, говорит, в это не верю, во все эти новомодновведения, я верю в бумагу. И минут за сорок (коротенько так) рассказал, как у него дела обстоят литературные. Вася, представляешь, какой одинокий, видно, человек! Не рычи, а то мне придется тебе все когти пообрезать. Нечего было под кустами ползать. Посмотри на меня, я вся исцарапалась, пока тебя доставала. А зачем ты под забор полезла? Думаешь, мне приятно было тебя за хвост ловить? И ведь все равно убежала… Эх, Вася! Я еле выкрутилась, чтобы не обидеть пожилого дяденьку. Много здесь одиноких, ненужных… Все грамотные, все пишут. Это такой русский, иммигрантский феномен. Нет, ну скажи, зачем ты убегала? Назло мне, да, чтобы я тебя из кустов соседских вылавливала в халате и тапочках? Нет, ты не вертись, не надо на меня лапой замахиваться. Я из-за тебя вернулась вся в ошметках и листьях. А волосы! Ты думаешь, я могу под кустами ползать, как ты? Голова после этих кустов была как у бомжа – в каких-то сучках да иголках. Пришлось мне из-за тебя голову мыть.
Кошка Вася кувыркалась, ворчала, рычала иногда от недовольства, как собака.
2
Люба и сама – что кошка на окошке. Осторожно выглядывает, ловит запахи чутким носом, подрагивает зрачками. Следит настороженно за перемежающимися бликами, игрой света и тени. Ей хорошо у окна, между ней и миром тонкая, частая оконная сетка. Но даже здесь, в этой домашней норе, чувствует она непонимание, недо-понимание жизни. Ест, живет на бегу, принимает решения (или жизнь принимает за нее эти решения?), совершает поступки лишь в ответ на то, что предлагает, подбрасывает окружающий мир. Лихорадочные, быстрые, рваные чувства, запутанный клубок мыслей – вздрагивающая, напряженная, болезненная плоть, трепещущие нервные окончания, встревоженный мозг, облако эмоций, бегущих, скачущих мыслей. «Это не я… или это не совсем я… Мне некогда
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.
Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Наверно, я еще маленький» – новый цикл психологических рассказов о взрослеющем ребенке от молодого талантливого автора Аси Петровой. Главный герой книги – уже взрослый подросток, который задает неудобные, порой провокационные вопросы и пытается на них ответить, осмыслить окружающий мир. «В чем смысл жизни, папа?» – наивно, но вполне серьезно спрашивает он. Ответ читателю предстоит обсудить, прежде всего, с самим собой.
Роман Дмитрия Липскерова «Последний сон разума» как всегда ярок и необычен. Причудливая фантазия писателя делает знакомый и привычный мир загадочным и странным: здесь можно умереть и воскреснуть в новом обличье, летать по воздуху или превратиться в дерево…Но сквозь все аллегории и замысловатые сюжетные повороты ясно прочитывается: это роман о России. И ничто не может скрыть боль и тревогу автора за свою страну, где туповатые обыватели с легкостью становятся жестокими убийцами, а добродушные алкоголики рождают на свет мрачных нравственных уродов.
Галина Щербакова, как всегда, верна своей теме — она пишет о любви. Реальной или выдуманной — не так уж и важно. Главное — что она была или будет. В наше далеко не сентиментальное время именно чувства и умение пережить их до конца, до полной самоотдачи, являются неким залогом сохранности человеческой души. Галину Щербакову интересуют все нюансы переживаний своих героинь — будь то «воительница» и прирожденная авантюристка Лилия из нового романа «Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом» или просто плывущая по течению жизни, но каким то странным образом влияющая на судьбы всех мужчин, попадающихся на ее пути, Нора («Актриса и милиционер»)
Изящная, утонченная, изысканная повесть с небольшой налетом мистицизма, который только к месту. Качественная современная проза отечественной выделки. Фантастико-лирический оптимизм, мобильные западные формы романов, хрупкий мир и психологически неожиданная цепь событий сделали произведения Дмитрия Липскерова самым модным чтением последних лет.