Не имей десять рублей - [10]

Однако дух марихуаны продержался в Федоре Андреевиче только до трамвайной остановки.

Свернув на Парковую, где намеревался сесть на "двойку", следовавшую до автобусной стан-ции, он вдруг увидел под уличным фонарем человека в полушубке, подпоясанном ремешком, в простых серых валенках и тоже с пешней и рюкзаком. Человек этот, по всей видимости, уже давно дожидался трамвая, потому что нетерпеливо пританцовывал, постукивая друг о друга самодельны-ми галошами из камерной резины, которые среди рыболовов именовались бахилами.

Федор Андреевич хотел было повернуть назад и переждать за углом, пока этот тип уберется восвояси. В его планы никак не входило ехать с этим типом в одном трамвае: непременно привя-жется, начнет допытываться, куда, в какие места собрался, а то еще станет набиваться в попутчи-ки, мол, вдвоем будет веселее. Ему только скажи, откройся - через день весь город будет знать про то озерко. Ты - Якову, а Яков - всякому. Понаедут этакие вот бахилы, все издолбят пешня-ми, распугают рыбу, испакостят, того и гляди бутылку с карбидом под лед сунут... Известная публика!

За угол, однако, Федор Андреевич спрятаться не успел: тип в бахилах обернулся на его печатные шаги по морозному асфальту и перестал притопывать, сделал легавую стойку, как бы приготовился выкрикнуть: "А-а! Вот еще один полуношник! Куда едешь, в какие края?"

Тип и на самом деле окликнул его обрадованно и что-то там еще завосклицал, но Федор Андреевич, глядя прямо перед собой, прибавив ходу, отрешенно и независимо проследовал мимо, так что тот осекся и только покашлял в рукавицу.

- Черт бы его побрал! - раздосадовался Федор Андреевич,- спиной чувствуя на себе недоуменный взгляд незнакомца. И ему ничего не оставалось делать, как идти теперь до другой остановки на углу Куприяновской.

Не будь при Федоре Андреевиче рюкзака, иди он по улице просто так, как всякий прохожий, никто не посмел бы остановить, затронуть бесцеременно. Но если при тебе снасти - всякая двор-ничиха норовит шаркнуть по ногам метлой, не станет дожидаться, когда пройдешь мимо. А то, бывает, в трамвае или в автобусе подсядет какой-нибудь мозгляк, изо рта камсой прет, и начинает запанибрата: "Ну, как, дед, поймал чего? Или удим-удим, а есть хрен с огурцом будем?" Да ты у меня, дурак,- суровел лицом Федор Андреевич,- год назад в приемной бы настоялся... Дед!

Все больше досадуя, что началось так нескладно и что времени у него осталось в обрез, Федор Андреевич запоздало подумал, что надо было бы ему идти не на Куприяновскую, навстречу трамваю, а, наоборот, по его ходу на Пугачевку. Но, поразмыслив, сообразил, что на Пугачевку и того хуже. Садись он на Пугачевке, этот тип наверняка уже ехал бы в том самом трамвае, в какой по незнанию вошел бы и он, Федор Андреевич, потому что тот бы сел остановкой раньше, и тогда от него нельзя было бы отвертеться. Но выходило, что и Куприяновская тоже ничего не меняла: если он сейчас сядет на Куприяновской, то сам же и подъедет к этому типу, а тот преспокойно ввалится в трамвай и привет, куда едешь?

- Экая чертовщина! - сплюнул Федор Андреевич.- Петляешь, как заяц. И откуда его вынесло!

Времени оставалось, как говорится, с гулькин нос, но все же Федор Андреевич, добравшись до Куприяновской, предпочел пропустить "двойку" и тем самым едва не испортил все дело: как назло следом пошли совсем не те маршруты.

Федор Андреевич нервничал, поминутно поглядывал на часы, а трамваи шли все не те и не те. Можно было уехать другим автобусом, но следующий шел только в девятом часу, и с ним заря пропадала начисто. Пока доедет, доберется до озера - нечего будет делать. Несколько раз, заме-тив вдали зеленый огонек, он с надеждой поднимал руку, однако водители, притормозив на секун-ду и разглядев в его руках ледоруб, тотчас газовали дальше, даже не выслушав, что ему от них надо. Следовало бы записать номер, мстительно думал Федор Андреевич, глядя в хвост машине, да позвонить ихнему Сидоркину. Совсем распустил своих наглецов.

Спасительная "двойка" наконец подошла, Федор Андреевич, мельком оглядев пассажиров и не найдя среди них того самого в бахилах, остался стоять возле водительской кабины. Ревниво поглядывая сквозь дымчатое дверное стекло, как идет трамвай, он мысленно торопил вожатую. Ему казалось, что трамвай едва плетется, что вожатая без всякой нужды излишне задерживается на остановках, подолгу копается в коробке из-под леденцов, отсчитывая сдачу за проездные тало-ны, а после того как она начала подтягивать чулки, Федор Андреевич не выдержал и, приоткрыв дверцу, попросил вести побыстрее.

- Все там будем...- успокоила его вожатая и задвинула дверь.

В кассовый зал автостанции он влетел в тот критический момент, когда на его рейс уже прекратили продавать билеты. Кассирша, возвращая мелочь, посоветовала бежать на стоянку, да поживее: может, еще успеет, если поспешит, хотя навряд ли...

Сразу взмокнув от нависшей опасности остаться ни с чем, плечом раздвигая неповоротливых, толсто одетых деревенских баб, набившихся сюда погреться, Федор Андреевич кинулся к выходу.

- Да тише ты, охламон! - услышал он позади себя низкий простуженный голос и почувст-вовал, как кто-то огрел его по спине.- Все ноги оттоптал!