Не говори, что лес пустой... - [134]

— Снял их… — Он полез в карман комбинезона и, вытащив, показал на растопыренной ладони четыре кубика и две маленькие «птички» — эмблемы. — Командиров они убивают на месте, поэтому снял. В случае чего, думал, успею выбросить, авось сойду за рядового, — объяснил он.

— А меня не испугались? — спросила Алена, еще гуще краснея.

Летчик снял шлем и в первый раз улыбнулся. У него были синие глаза, золотистые, с залысинами на лбу волосы.

— Чего ж мне бояться своих? — сказал он. — Вы ведь здешняя? — Алена промолчала, и он, согнав улыбку, вздохнул. — Правильно, сестрица, лес не без волков, степь не без змей. — Но потом, через секунду или две, опять улыбнулся и прибавил: — Я почти сутки наблюдал за вами. Вышел, когда убедился, что вы не демон, а ангел. Лесной ангел!

Алене стало легко, она рассмеялась и тут же услышала голос Султана. Проснувшись, он звал ее.

— Ой, я сейчас!.. — воскликнула Алена, скрываясь в сторожке.

Она вышла с Султаном на руках, завернув его в байковое одеяло. Летчик стоял, держась за перильце.

— Сын? — спросил он.

— Похож?

— Отец, наверное, смуглый? — сказал летчик и протянул руку, чтобы погладить Султана, но мальчик отдернул голову и, вскрикнув, крепче вцепился в Алену. Его затрясло. Летчик растерянно улыбался. — Страшный я, как пугало…

В это время показалась Клавдия Петровна. Увидев рядом с Аленой человека, она испугалась. Однако потом, когда девушка сказала, кто он, всплеснула руками, жалостливо проговорила:

— Господи, ищут-то тебя… — и набросилась на Алену: — Чего же ты держишь его на виду? Спрятать ведь надо… Как звать тебя, милый?

— Сергей. Буковский. Вы не ругайте ее, она проверяла меня. Мало ли какие оборотни ходят в лесу…

— Это ты верно, сынок, оборотней нынче много, — согласно кивнула Клавдия Петровна.

— А чтобы и вы не сомневались, вот вам мой документ, — достал Буковский из внутреннего кармана и протянул ей красную книжечку, — а вот пистолет, — и извлек оружие из кармана комбинезона, положил на перильце.

Клавдия Петровна узнала из удостоверения личности, что он, лейтенант Сергей Васильевич Буковский, является летчиком авиационного подразделения № 347. Алена глянула искоса, краешком глаза, и перевела взор с фотографии на него.

— Что, не похож? — засмеялся Буковский, дотронувшись до своей рыжеватой бородки.

— Нет, ничего, — улыбнулась Клавдия Петровна. — Когда почистишься и помоешься, станешь краше прежнего. А оружие спрячь, сгодится тебе самому. Вот одежку бы сменить, не годится одежка… Да ладно, сегодня как-нибудь, авось бог не выдаст, а к завтрему скумекаем. Веди-ка, Алена, в хоромы, есть, чай, пора. На двоих принесла, как всегда, на сегодня и на завтра, да, как говорится, разложи воробья на двенадцать ртов. При скудности дорого и подаяние.

Назавтра она принесла еще картошки, кусочек, с полладони, сала, горсть пшена, пяток яиц, а Буковскому рубаху, штаны и лапти. Переодевшись, он долго благодарил и в конце сказал, что хотел бы найти партизан.

— Воевать мне положено, не вас объедать да прятаться.

Эти слова пришлись по душе и Алене, и Клавдии Петровне. Но они не могли ответить определенно, так как до сих пор и сами не знали, далеко или близко тут теперь партизаны. Клавдия Петровна обещала переговорить с людьми и, если что разузнает, дать знать.

Дни шли за днями, и Алена привыкла к Буковскому, настолько привыкла, что не представляла, как будет, если его вдруг не окажется рядом. Привязался к нему и Султан. Они коротали время в разговорах, в играх с Султаном, в которых Буковский показал себя большим выдумщиком, и в прогулках к хрустальному ручейку или к ближнему болотцу, на котором розовел кукушкин лен, золотились лютики и серебрилась пушица.

Разговоры были простыми, все больше о войне и о себе, о том, как и где жили прежде, как учились, о чем спорили с друзьями и мечтали, причем и Алена, и Буковский вспоминали всякие забавные случаи, которые происходили с ними или с их соседями и товарищами, и весело хохотали; когда же речь заходила о войне, они оба мрачнели.

Алена рассказала ему о матери и Миронюке, о трагедии партизанского госпиталя, и он, казалось, переживал вместе с ней и, чтобы отвлечь ее, заводил игру с Султаном, и она смотрела на них умиленным взглядом.

— Вы умная, хорошая, нежная девушка, достойная счастья, — сказал он однажды.

Алена от неожиданности остановилась.

— Да, да, — продолжал он горячо, — вы прекрасная девушка! Не каждая способна относиться к чужому ребенку как к родному, не каждая будет возиться так, как возитесь вы, да еще в такое трудное, голодное время.

— А вы… вы разве поступили бы по-другому?

В глазах Буковского зажглись огоньки. Улыбнувшись, сказал:

— Милая Алена, да разве иначе хвалил бы?

Лицо девушки озарилось улыбкой. Она опустила голову и еще отчетливее услышала быстрый стук своего сердца.

— Но это… ведь это… — Она запнулась, не зная, что сказать, и оттого залилась краской. — Пока человек сам не столкнется, трудно судить, — наконец выговорила она.

— Я готов с вами на все, — не сводил с нее синих глаз Буковский.

Он взял ее руку в свою, и Алена словно прикоснулась к морозному камню — такой холодной была его рука. Холодной и цепкой.