Не дрогнет рука - [25]

— Не глупи, пожалуйста, — возразил Радий. — С чего ты решил, что мне неприятна твоя профессия? Просто я удивился, почему ты выбрал именно ее. Ведь это, наверное, даже непрактично с твоей стороны. Если бы ты стал авиаконструктором…

— Уж не тебе, Радик, говорить о практичности, — перебила его Ирина. — Вы не представляете, до чего он сам непрактичный, — обратилась она ко мне. — Не может ничего себе ни сделать, ни купить. Тут недавно прибиралась у него в комнате, смотрю, — покупка, развертываю, и что же? Две пары…

— Молчи! — вдруг, как бешеный, заорал на нее Радий, схватив за плечи.

Боясь, как бы он не сделал ей больно, я взял его сзади за руки, и пальцы его разжались. Он не сопротивлялся, а только, тяжело дыша, не сводил с Ирины глаз, бормоча:

— Замолчи, убью…

— Радий, милый, что ты? Успокойся, что с тобой? — испуганно уговаривала его Ирина. — Что я ужасного сказала?

— А то ужасное, — закричал Радий, как в истерике. — что ты вечно меня высмеиваешь. Имей в виду, если ты еще хоть полслова… я уйду, уйду из дому. Довольно с меня.

— Я молчу, молчу, — чуть не плача, успокаивала его Ирина.

— Ну перестань, дружище, что ты ни с того, ни с сего разошелся? — дружески обняв его за плечи, сказал Арканов. — Видишь, что с тобой делает вино, — и с усмешкой, укоризненно покачивая головой, повел его из комнаты.

Настало самое удобное время распрощаться. Я подошел к Кларе Борисовне и пожелал ей всех благ.

— Вы уже ухо-о-дите? — с неопределенным выражением лица протяжно пропела Клара Борисовна, подавая мне руку. Чувствовалось, что она растерялась и не знает, задерживать ли ей дольше такого необычного гостя или поскорее распрощаться с ним.

Зато Аркадий Вадимович ни за что не хотел, чтобы последнее слово осталось за мной. Он заставил меня опуститься на стул, подсел вплотную, подвернув одну ногу калачиком под себя, явно желая подчеркнуть этой непринужденной позой дружеский, интимный характер нашей беседы, и начал расспрашивать о работе, о связанных с нею опасностях и неудобствах, и тут же, перебив меня, привел несколько известных ему случаев замечательного героизма, проявленного рядовыми милиционерами при выполнении служебных обязанностей. Словом, он так об этом говорил, точно сам готов был хоть завтра встать на милицейский пост.

Но я знал манеру милейшего Аркадия Вадимовича очаровывать своим обращением доверчивых собеседников и потому, послушав его немного, окончательно поднялся и стал прощаться. Меня, конечно, приглашали бывать, не забывать и так далее, но я, благодаря за эти приглашения, думал о том, сколько неискреннего и фальшивого еще осталось в отношениях между людьми.

Однако уйти так скоро из этого дома мне не удалось. В прихожей меня перехватила няня Саша. Она подкарауливала, когда я распрощаюсь с хозяевами, чтобы увести к себе.

— Нет, нет, не отпущу, — теребила она меня теперь за рукав, приплясывая при этом. — У них погостил, теперь давай заходи ко мне. Ты, я слышу, гость-то больше для кухонной администрации подходящий, чем для чистых господ, вроде наших расфуфыр. Мы, брат, милиционерами не гнушаемся, если бы не они, так нам, старым бабам, на рынок и носу не сунуть.

Еще раз поклонившись вышедшему провожать меня Аркадию Вадимовичу, который только кисло улыбался, слушая непочтительные выражения своей строптивой домработницы, я пошел за няней Сашей, продолжавшей держать меня за рукав, точно я и впрямь собирался сбежать от нее.

Глава седьмая У СТАРОГО ДРУГА

Комната няни Саши была почти такая же большая и удобная, как столовая Роевых. Вдоль стен в ней стояли две одинаково скромно и чисто убранные кровати, а между окнами — стол со стопками книг. У стола, склонившись над тетрадью, сидела Ирина. Она не оглянулась, когда мы вошли.

— Мы не помешаем? — спросил я няню Сашу.

— Нет, нет! — замахала она руками. — Ничего мы ей не помешаем. И так все с книжкой, когда-то и отдохнуть нужно. А потом, это же свой человечишко, захочет, так найдет себе другое место.

— Может быть, это я вам помешаю? — обернулась к нам Ирина. — Так я могу уйти.

— Сиди! У нас с ним секретов нет, — ответила няня, расстилая скатерть.

Ирина осталась и начала помогать няне Саше хлопотать у стола.

— Ты что оглядываешь мои хоромы? — спросила няня Саша, ставя на стол тарелку с пряниками и вазочку с клубничным вареньем. — Видишь, все еще я здесь живу, хотя и выживали. Принцесса-то наша, Клара Борисовна, выгнать меня хотела, придралась к тому, что я ее за неряшество отчитала. Заявила, что могу отправляться на все четыре стороны. Это после двадцати-то с лишним лет, как я здесь работаю! Ну, я ей и посоветовала самой отправляться, куда ее душенька желает, а я из своей комнаты никуда не пойду. У меня на нее ордер есть. А потом, уже при Аркадии Вадимовиче, я им обоим заявила, что дураки они, если меня гонят. Ведь им на меня почти никакого расхода нет: есть я ничего путного не ем, от жирного у меня живот болит, а ту сотню, которую они мне платят, я все равно на них же трачу, потому что денег на хозяйство они дают скупо. И шью на них, что они попросят, да еще Иришку у себя в комнате держу.

Я уж из-за одного того отсюда не пойду, что не могу я девчонку бросить им на растерзание. Ведь это ироды! Каждый только о себе и думает, а на нее им наплевать. А я ее соской выкормила, когда мать умерла, воспитала вон до каких лет, и даже когда она замуж выскочит, я все равно за ней увяжусь, хоть она и гнать меня будет.