Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина - [6]

- Но когда это было! - возразил Абдул-Мутталиб. - Продолжается и теперь!

- Клевета! Кааба осуждает этот мерзкий обычай! Но разве они не правы? подумал Абдул-Мутталиб. - Признайся, что недавно именно сын твой Абу-Лахаб дерзостно ослушался тебя, небо Мекки сотряс вопль его жены, невестки твоей: сын закопал живьём твою внучку! Мол, "вправе принести в жертву Хубалу зачатое им, кровь для него невозбранна!"

"В человеческих жертвах не нуждается он отныне!" - возмутился Абдул-Мутталиб.

"Я услышал его зов!" - упрямо твердил Абу-Лахаб.

"Можешь принести в жертву овцу, а безмерно чтишь - верблюда!" Не смогли унести фигурку Марйам - не входило это в намерения их, хотя затеяли поход в отмщение. Не званы и потому ненавистны. Лишь гибкостью луков расхвастались, показав, как далеко летят их стрелы. Но вторгнуться в Каабу! Сражаться с паломниками-пилигримами!..

Немало народу в эти дни скопилось здесь: сирийцы и йеменцы со слугами и телохранителями, византийцы. Явились шейхи - предводители вчера ещё враждовавших бедуинских племён бакритов и таблигитов, и абсы здесь, и зобъянцы, мекканцев не дадут в обиду, если что начнётся; прибыли на похороны Абдуллы и поздравить Абдул-Мутталиба с сыном и внуком, необычное у него имя Мухаммед, трудно запоминается... - зыбка грань меж горем и веселием; а кто зван на свадьбу щедрого купца - он женится на красавице Хиджаза, ей двенадцать, справили совершеннолетие и выдают замуж, имя ей - Хадиджа*: город празднует свадьбу уже сорок дней и ночей **, песни доносятся с крыш домов, где установили для певцов шатры, покрытые чёрным войлоком из шерсти коз; угощают бедняков на пустырях, за которыми начинается пустыня.

______________

* Сбоку поздняя приписка, чернила не поблекли, выделяются свежестью: Запомнить имя: будущая жена Мухаммеда!

** Сорок - всего лишь метафора, означающая закруглённые десятки.

Не стали абиссино-эфиопы, явившиеся с добрыми помыслами, в спор с хашимитами ввязываться: начнется с наиглавнейшего в Хиджазе храма Кааба, и пойдут опустошать окрестные святилища, в Аравии их множество: это менгиры, дольмены, вефили, окружённые оградой из огромных камней, в виде четырехугольника или эллипса, а то и просто отполированная наклонная плита, положенная на два стоящих камня вышиной около двух локтей, служит для возлияний, на что указывают углубления: отверстия и стоки на поверхности.

Дело уладилось миром, хотя не обошлось без крупного выкупа: долго стояла на дорогах Мекки пыль от бредущей тысячной отары - дань племени курайшей абиссино-эфиопским воинам, и они спешно покидали край, гонимые непонятной хворью.

Обратил Бог Единый козни незваных пришельцев в заблуждение!

Единый Бог?! А не боги Каабы развеяли в прах злоумыслы их?

Нет, именно Он, Всемогущий, наслал на них стаи птиц! Несли в когтях крепких, закрыв небо широкими крыльями, большие камни, бросали их на головы воинов, чтобы неповадно было никому, а пуще тем, кто первым напал, будь то христиане или иудеи, зороастрийцы или идолопоклонники, затевать кровопролитие близ священной Мекки.

Но знал ли тогда дед твой, который служил богам Каабы, что город спасен Богом Единым, а не богами?

Увы, человек мнит, что сведущ.

И бесславный конец войска укрепил престиж Мекки?

Вопрос как сомнение?

Утверждение!

Разве не с тех пор, как спаслась Кааба, курайшей стали называть Божье племя - ал-илаhи?

Ну да, Бог сберёг город, в котором родился новый, но ещё не ведомый никому пророк!

...Заклинаю тебя Богом, не отвлекай меня! Не сам ли отвлёкся?! Но истинно меня зачавший - это говорит во мне его текущая в жилах моих живая кровь - Абдулла! Не помню отца, ибо незадолго до моего появления на свет покинул этот мир: отправился привезти финики из Йатриба, а заодно получить в ал-Абве долги - в пути и умер.

Но видишь ли ты его в своих очах, глядя на их отражение в святом колодце Замзам, чья вода сладка?

Напоминает об отце доставшийся от него меч, висящий над моим изголовьем.

И помнишь слова отца, переданные дедом, что меч - отмститель неправды?

И родила меня Амина, дочь Вахба, внучка Абд-Манафа, правнучка Кусейя. А за ними ещё и ещё, и нескончаемо тянется нить?

5. Семижды семь колен

Начало - первочеловек Адам и его жена Хавва.

Все мы - от них, и Нух, чей дед был правнуком Адама, Ибрагим, Муса, Иса...

Только что на кругах неба встречался с ними!

И мы вместе молились!

Но не забудь, что каждое из тех семи колен - круг замкнутый от родного к чужому:

Я,

сын,

внук,

правнук,

потом итог,

за ним корень,

после - привязка,

а седьмой - чужой.

Однако для нового колена семизвенного - родной.

Не стану спорить, придумано отменно, ибо утрачена восходящая к Адаму нить, разбросаны люди по миру, как чужие.

Не удержала память имена, но в их ряду - Адамов сын Сиф [Каинова завершилась в седьмом колене],

далее, в десятом колене, Нух, за ним - сын его Сим,

а в двадцать первом колене - Ибрагим,

и сын его, рождённый ему Хаджар, - Измаил.

У нас он Исмаил.

А у них Хаджар - Агарь.

С Исмаила и начать?

Не с него, а с неё, Хаджар!

Рабыни фирауна?

Подаренной Ибрагиму! И она родила ему сына, прародителя нашего! Впрочем, не одно семижды семь колен пролегает меж нами.