Не будите спящую собаку - [2]

К тому же не забывайте, что в его распоряжении отпечатки окровавленных пальцев, оставленные на дверце шкафа в кабинете сэра Рубена, и принадлежат они не кому-то, а именно Чарльзу Леверсону. А тут ещё горничная вспоминает, что наутро она вылила воду из тазика в комнате мистера Чарльза и вода эта была густо окрашена кровью. О, конечно, конечно, он объяснил, что порезал руку и даже показал порез — о Боже, что за смехотворная крохотная царапина! Манжета на его сорочке оказалась застирана, но на рукаве пиджака обнаружили пятна крови. К тому же выяснилось, что он по уши в долгах. Деньги были нужны ему позарез, а после смерти сэра Рубена рассчитывал получить кругленькую сумму. Да, дело очень серьёзное, мадемуазель, очень и очень серьёзное, — Пуаро сделал выразительную паузу. — И, тем не менее, вы решили обратиться ко мне.

Лили Маргрейв с досадой передёрнула плечами.

— Я ведь уже объяснила, мсье Пуаро, меня прислала леди Аствелл!

— То есть, сами бы вы ко мне не пришли, не так ли?

Маленький человечек бросил на неё испытующий взгляд. Девушка предпочла сделать вид, что не слышит.

— Вы мне не ответили.

Лили Маргрейв вновь принялась смущённо теребить край перчатки.

— Видите ли, всё не так просто, мсье Пуаро. Мне всё время приходится помнить о леди Аствелл. Правда, я всего лишь обычная компаньонка, но миледи всегда относилась ко мне как к родной дочери или племяннице. Она была всегда так добра ко мне, и что бы я сама не думала об этом, я не собираюсь опуститься до того, чтобы обсуждать её решение. Тем более, уговаривать вас не браться за расследование этого дела только потому, что считаю его безнадёжным.

— Эркюля Пуаро уговорить попросту невозможно, — напыщенно заявил он. — Судя по тому, что вы рассказали, я делаю вывод, что это приглашение — не более чем причуда леди Аствелл. Ну, ну, не стесняйтесь, вы ведь тоже считаете её затею обычным женским сумасбродством?

— Если позволите, я…

— Говорите же, мадемуазель!

— Мне кажется, что всё это просто глупо!

— И вам это не по душе?

— Ну, мне бы не хотелось судить леди Аствелл слишком строго…

— Понимаю, — чуть слышно прошептал Пуаро. — Прекрасно вас понимаю.

Его внимательный взгляд словно приглашал её продолжать.

— Она и в самом деле милая женщина и всегда была очень добра ко мне. Но она, как бы это сказать… она совсем простая… короче, она не из этого круга! Вы не поверите, но до тех пор, пока сэр Рубен не женился на ней, она была обычной актрисой и сохранила все предрассудки и суеверия простого сословия. Если уж она что-то вбила себе в голову, всё, конец, и бесполезно даже пытаться переубедить её. Инспектор повёл себя с ней не особенно тактично, и она просто-таки закусила удила. Заявила, что даже сама мысль о том, чтобы подозревать бедняжку Чарльза кажется ей нелепой. То есть это, дескать, как раз в духе нашей полиции — вести себя по-дурацки, а потом ещё с ослиным упрямством упорствовать в своём заблуждении.

— И при этом никаких доводов, так ведь?

— Абсолютно никаких!

— Ха! Неужели в самом деле? А всё-таки?

— Я предупреждала её, — сказала Лили, — что она поставит себя в глупое положение, если обратится к вам, не имея ничего, кроме собственных, ничем не подкреплённых убеждений.

— Так вы её предупреждали? — переспросил Пуаро. — Неужели? Забавно!

Пуаро бросил на девушку быстрый оценивающий взгляд, моментально заметив и явно сшитый у хорошего портного элегантный чёрный костюм, изящно отделанный у ворота белым кружевом, и дорогую блузку из китайского крепдешина, и крохотную модную шляпку. Во всём её облике чувствовался неповторимый налёт элегантности. Пуаро успел оценить и очаровательное личико девушки с небольшим упрямым подбородком и тёмно-синие глаза, опушенные длинными ресницами. Неожиданно он почувствовал, что отношение его изменилось, теперь он и сам был сильно заинтересован, но не столько в самом деле, сколько в сидевшей перед ним девушке.

— Насколько я могу судить, мадемуазель, с леди Аствелл порой бывает трудно поладить — милейшая леди взбалмошна, капризна и всё такое?

Лили Маргрейв с подавленным видом кивнула.

— Вы попали в самую точку. Она, как я уже сказала, очень добра. Но спорить с ней совершенно невозможно — она попросту не слушает никаких доводов.

— Может быть, она сама кого-нибудь подозревает? — предположил Пуаро, хотя и совершенно безосновательно.

— Именно так, мсье Пуаро, — воскликнула с жаром Лили. — Почему-то она с первого взгляда невзлюбила беднягу-секретаря покойного сэра Рубена. Твердит с утра до ночи, что, дескать, знает, кто это сделал на самом деле. А между тем уже доказано, что у бедного мистера Оуэна Трефузиса попросту не было ни малейшей возможности совершить убийство.

— И у неё нет никаких оснований подозревать его?

— Конечно же, нет, ни малейших! Это всё её так называемая женская интуиция.

Лили Масгрейв даже не пыталась скрыть презрение.

— Из этого следует, мадемуазель, — улыбнулся Пуаро, — что сами вы не верите в подобную чушь?

— Это и в самом деле чушь! — фыркнула Лили.

— Ах, женщины, женщины! — пробормотал Пуаро. — Они считают интуицию тем особым даром, которым Господу было угодно наградить их. Но даже если интуиция и подсказывает им правильное решение, в девяти случаях из десяти они дают ему абсолютно неверное толкование.