ne_bud_duroi.ru - [53]

— Я абсолютно не хочу оскорбить тебя и твою страну. Наоборот, говорю это потому, что надеюсь, что ситуация в России улучшится. Ведь вы имеете все права и возможности изменить свою страну.

— И как это тебя дальнобойщики не раскусили? Если ты с ними такие же беседы вел, то тебя сдали бы в психушку на первой же стоянке.

— Пси-хуш-ку, — снова прошелестел одними губами Арата.

— Нет, ты не подумай, что я смеюсь. Мне твои размышления как раз весьма близки. В другой ситуации сама охотно поразмышляла бы о соотношениях японского и российского мировосприятия. Но… Недосуг пока, извини.

Мы уже подруливали к МКАД.

— Тезка! — голос дяди Жени в моем мобильнике звучал зловеще. — Что ж не едешь?

Э-э-э, да у меня тут с машиной проблемы…

— А, это барахло еще двигается? — Я почувствовала, как на другом конце провода беззвучно смеется мой собеседник. Зловещая тишина на месте неслышимого смеха. Откуда он узнал номер моего мобильника? Я не называла…

— Где ты находишься? Говори координаты, подошлю ребят.

Да уж… Этот подошлет.

— Спасибо. Мне уже помогают. Скоро буду.

— Где ты?

Я стала беспорядочно нажимать на кнопочки, чтобы создать ощущение помех в эфире, и нарочито громко кричать «Алле!» — детский приемчик.

— Дядь Жень! Вы куда-то пропадаете. Алле. Алле! Не слышно. Пропадаете куда-то! Алле!

И, дав отбой, нажала на выключение. Пусть думает, что я вне зоны досягаемости.

— Проблемы? — спросил Арата, заметивший мои уловки с якобы плохо работающим телефоном.

— Сказать, что это проблемы, — ничего не сказать. Куда тебя подбросить?

— Под-бро-сить, — снова прошептал Арата. — А я и сам не знаю, куда меня подбросить.

— Живешь же ты где-то.

— Я только позавчера приехал. Хотел к Игорю, но его дома не оказалось. Закрыта квартира, опять, наверное, ушел куда-то. Ночевал у дальнобойщика Сережи, потом на концерте познакомился с какими-то ребятами, они позвали меня в клуб, в клубе еще с кем-то тусьовались, потом на этой даче оказались. Куда дальше, не знаю…

— Можно поехать ко мне. Только не надо смотреть на меня как на старую эротоманку.

— Эрото… что? — снова зашептал Арата, постепенно переходя от повторения к вопросу.

— Эрото — ничего. Не в постель то есть зову. Усек? У меня сын, как ты.

— Что значит — как я? — не понял мой попутчик.

— То и значит. Ты в каком году родился, солнце ты мое японское?

— «Сольнсе японское»… — В отличие от его земляков, нередко встречавшихся мне по ходу моей фотографической деятельности, не поддающийся японскому произношению звук «л» Арата произносил легко, так что даже в слове «солнце» его подчеркивал. — А, родился… В одна тысяча девятьсот семьдесят девятом.

— А мой Димка в восемьдесят втором. Три года туда, три обратно… Хотя тебя мне пришлось бы рожать, еще не достигнув совершеннолетия…

Арата рассмеялся.

— Ты придумываешь, придумывае-те. Тебе… вам не может быть столько лет, чтобы сыну было двадцать.

— Может. И твою японскую учтивость можно временно спрятать в карман. В общем, остановиться можешь у нас. Но есть два минуса. После того как нас вчера немножко грабили и в квартире все вверх ногами, выделить не заваленное барахлом койкоместо проблематично. И потом, та чертовщина, которая вторые сутки творится вокруг нас с Димкой, небезопасна.

— Койкомьесто. Чьертовщина… — старательно повторял Арата.

— Подожди ты со своей филологией. Ты понимаешь, что я тебе толкую? Я с радостью приглашаю тебя пожить у нас, сколько твоей душеньке угодно, но предупреждаю — это может оказаться опасно.

— Если существует опасность, ее нельзя избегать, нужно стремиться к ее центру, так говорил мой дедушка, — сказал Арата.

— То есть — ты не боишься?

— Нет, Жеже-сан. Я очень благодарен за приглашение остановиться у вас на несколько дней. Я вас не обременю, — церемонно добавил такой неяпонский японец.

— Тогда поехали. Будешь еще одной рабочей силой — завалы разгребать. И давай, снова переходи на «ты», церемониться будем когда-нибудь после.

Но до завалов надо было еще добраться.

В подъезде на мою еще не зажившую голову что-то едва не свалилось. Но это что-то чудом пронеслось в миллиметрах от меня. Обернувшись на свист воздуха, я увидела, как входящий следом Арата, в духе лучших боевиков про якудза, несколькими движениями рук и ног уложил на пол двоих бойцов с бычьими мордами, явно в очередной раз присланных по мою душу. Не запеленговавший ли меня дядя Женя послал их ждать в подъезде?

— Пусть полежат, — спокойно сказал Арата и, затолкав меня в чудом работающий лифт, вежливо спросил, какой этаж. Так сдержанно, будто только что не спас меня и себя от этих головорезов. Куда более сильное впечатление произвела на него привычная для моего натренированного обоняния вонь в лифте.

— Я же говорила, что здесь опасно.

— А я говорил, что опасности нельзя бояться. Нужно стремиться в ее центр.

— Но ты не думал, что в этом центре так пахнет…

— Женя-сан! Объясни, почему в Москве цены сопоставимы с токийскими, а в подъездах все равно… — Арата поморщился, подбирая слова, — ис-лра-жня… Справляются с нуждой.

— Ссут они в подъездах! — грубо подсказала я. Сил на филологические экзерсисы не было. Арата снова зашевелил губами, повторяя незнакомое слово. —Думаешь, здесь грубые пролетарии роятся? Как бы не так! Новые русские со старым прошлым. Будут тысячи платить за суши в баре на Лубянке и вылезать из «Мерсов», чтобы отлить в подворотнях и в лифтах.