Не бойся любви - [56]

Она словно бы прочитала его мысли. Вынула руку из перевязи, скрипнув зубами, распрямила ее, поморщилась, согнула снова и притянула к груди, опять распрямила…

— Хватит пялиться на мою грудь, черт тебя возьми!

— Я смотрел на руку.

— Ничего подобного!

— Да, ничего подобного, ты права.

— Так перестань.

Дженни не двигалась, пока Тай не перевел взгляд на ее глаза, потом стала снова сгибать и распрямлять руку. Ей, очевидно, было зверски больно.

Тай хорошо понимал, что они не рискнут выбраться из лощины до глубокой ночи. Значит, у них впереди вся вторая половина дня, душная и потная, да еще часть ночи.

— Ночью нам спать не придется, — заговорила Дженни, продолжая разрабатывать руку. — Ты бы поспал сейчас хоть немного.

— Не могу. Слишком жарко.

Тай хотел стянуть с себя сапоги, но решил, что это потребует слишком большой затраты энергии, и просто вытянулся, положил голову на седло и закурил сигару. Заметив, что Дженни с удовольствием втягивает в себя дым, он предложил сигару и ей, даже не слишком удивившись тому, что она приняла ее весьма охотно. Он зажег другую для себя.

Почему ты так противишься тому, чтобы удовлетворить желание, — спросил он, в то время как Дженни положила раненую руку себе на бедро и с наслаждением затянулась сигарой.

— Я уже говорила тебе. Я попробовала, и мне не понравилось. И что гораздо важнее — я не хотела забеременеть. Ни в коем случае. — Дженни выпустила совершенно правильное колечко дыма и некоторое время смотрела, как оно уплывает и рассеивается в воздухе. — Кто же станет принимать на работу беременную женщину или, что еще хуже, женщину с малым ребенком на шее? Забеременеть — это самое худшее, что может со мной случиться.

— Но ведь существуют способы сделать так, чтобы женщина не забеременела.

Тай, в свою очередь, выпустил колечко дыма, и оно, подрагивая, поднялось в неподвижный воздух.

— Да, и если бы эти способы были всегда успешны, то в мире оказалось бы куда меньше народу. — Дженни кинула на Тая пренебрежительный взгляд. — Ты ведь говорил, что сам не из тех, кто женится, Сандерс. Ты из тех, кто спешит удрать. Использовал женщину, чтобы утолить похоть, а там — прощай, всего наилучшего? Премного благодарна за предложение использовать именно меня, я просто черт знает как польщена, но я сейчас не в настроении быть употребленной, а потом брошенной. Какая жалость, что мы с тобой не повстречались, когда я прямо жаждала пережить такое приключение!

Дженни наклонилась в сторону и плюнула на землю, искоса поглядев, заметил ли Сандерс ее жест. Тай уставился на попону у себя над головой, раздумывая, как бы возразить Дженни.

— У тебя односторонний взгляд, — несколько напыщенно заявил он наконец.

— Уж какой есть. Никогда в жизни ни одному сукину сыну я не позволю употребить меня, сделать ребенка, а потом удрать. Никакое вожделение не стоит подобных последствий.

— Мой брат не бросил Маргариту, когда она от него забеременела, — сказал Тай, следя, как струйки дыма тающими зигзагами скользят по нависшей над головой попоне.

— Ты — не твой брат! — огрызнулась Дженни, продолжая разрабатывать руку. — А если хочешь знать мое мнение, то он вообще не может служить примером. Да, он обвенчался с Маргаритой, но не был ей мужем и не был отцом ребенку. Благородный Роберт предпочел отправить ее в изгнание, только бы не потерять права на свое драгоценное наследство.

Она говорила, не выпуская из зубов сигару и глядя на свою руку. Капельки пота выступили у нее на лбу у самых волос. Тай посмотрел на Дженни и решил, что ему по душе женщина, способная оценить хорошую сигару. Его мать иногда курила — в День своего рождения или после ежегодного клеймения скота.

Ему вдруг подумалось, что Эллен Сандерс многим напоминает Дженни. Как и Дженни, она, пренебрегая условностями, носила брюки, живя на ранчо; не прочь была время от времени пропустить капельку спиртного и не напускала на себя чрезмерно женственный вид. Она бы тоже сказала «забеременеть», не подыскивая никаких смягчающих выражений. Зачем темнить?

— А ты бы уехала от трех тысяч акров превосходной калифорнийской земли? — спросил он, испытывая не вполне отчетливое желание, чтобы Дженни перестала двигать рукой: лоб у нее сильно вспотел от боли, а зубы чересчур крепко сжимали сигару.

— Дело не в том, как поступила бы я, — сказала Дженни. — Дело в том, что Роберт предпочел наследство, а не жену и ребенка.

Тай невесело рассмеялся.

— Ты бы все поняла, если бы знала моего отца.

— А что такое с твоим отцом?

— Три вещи. Во-первых, никто не говорил «нет» Колу Сандерсу. Во-вторых, он не хотел, чтобы я унаследовал ранчо. В-третьих, он сделал бы все от него зависящее, чтобы Роберт не уехал вместе с женой-мексиканкой. Суть не только в угрозе лишить наследства. Он уничтожил бы Роберта, и Роберт это понимал. Никто еще не перешел дорогу Колу Сандерсу, не поплатившись самым жестоким образом.

Дженни вытерла лоб рукавом и продолжала двигать рукой.

— А почему отец не хотел, чтобы ты унаследовал ранчо?

— Может, потому, что я сам от этого отказывался. — Для Тая это был единственный способ досадить отцу — отказаться от того, что было по-настоящему только и дорого старому Сандерсу. — Но мне сдается, что мы с тобой слишком отклонились от темы. Как нам быть с нашим взаимным влечением?