Не бойся любви - [50]

Он не мог взять в толк, как можно отчаянно хотеть женщину и одновременно испытывать желание врезать ей по-настоящему. Но это была загадка не для немедленного разрешения.

— Суть в том, — зарычал он, то сжимая, то разжимая кулаки, — что ни один из нас не обязан воспитывать Грасиелу. Это сделает Роберт. Как я уже говорил, ваша работа окончена. Все. Вы чрезвычайно обяжете нас с братом, если немедленно сядете верхом и удалитесь отсюда, забыв о моей племяннице.

Ее губа приподнялась над белыми зубами.

— Может, обстоятельства переменились, а я и не заметила? Или кое-кто из кузенов Барранкас застрелился? Или вы планируете в одиночку сражаться, с четверыми? Вы не настолько сильны, Сандерс.

Он покраснел, вспомнив, как она связала его и оставила валяться на земле. Кулаки снова сжались. Он не знал, насколько он силен, зато знал, что придет и его черед, черт побери!

— Мы не можем только и делать, что отбирать Грасиелу друг у друга. Надо как-то решить эту задачу.

— Тут нечего решать, — сказала она, отступая от него и направляясь дальше. — Я отвезу ребенка Роберту. Я, а не вы. Я дала обещание, и дело с концом. Но если вы хотите следовать по пятам… ладно, я согласна, что это лучше, чем действовать так, как мы действовали раньше. Решайте.

Он не разговаривал с ней, пока она собирала вещи, а потом наблюдала за тем, как он седлает ее коня. Он ни слова не произнес, пока они не отъехали на милю к востоку от деревни по ясно видному следу кузенов.

— Рана у вас несерьезная, — заговорил он наконец, подъехав к ней поближе. — Дня через два вы сможете пользоваться рукой почти как здоровой.

— Я могу ею пользоваться и сейчас, если понадобится, — огрызнулась Дженни.

Темно-красные предзакатные тени вытягивались перед ними. Тай рассудил, что надо бы проехать еще минут тридцать, а там пора уже разбивать лагерь.

— Мы не можем строить планы, пока не знаем, куда движутся кузены и каковы их намерения.

— Движутся они к железной дороге, а намерение у них одно — убить Грасиелу. Весь вопрос в том, когда и где они это сделают.

Отсутствие у нее всяких сомнений обеспокоило Тая.

— Я хотел бы на минуту стать адвокатом дьявола[9], — произнес он.

Дженни нахмурилась и пробормотала:

— Подождите.

Вытащила из скатки словарь, полистала, подставив закатным лучам, которые падали ей через плечо, потом мрачно кивнула:

— Валяйте. Будьте адвокатом, поскольку вы уже дьявол, да еще какой!

— Все, что у вас есть, — это утверждение Маргариты, что кузены намерены убить Грасиелу.

— А они просто так уехали с ней, как вам кажется?

— С их точки зрения, они спасают ребенка, похищенного незнакомкой после смерти матери.

Дженни махнула здоровой рукой.

— Мексиканцы вовсе не дураки!

— Я и не говорил, что они дураки, — ответил на это Тай, призвав все свое терпение. — Я просто исхожу из того, что у кузенов тот же интерес к Грасиеле, что и у меня. Она член семьи. У вас нет на нее прав, а у них есть.

Дженни повернулась в седле, чтобы поглядеть на него.

— В настоящее время каждый втянутый в это дело знает, что Маргарита погибла у стены вместо меня. Они знают — я в этом уверена, — что я не принуждала ее умирать. Это был ее собственный выбор. Они знают, что я не приезжала на асиенду и не выкрала ребенка прямо из постели — девочку мне передали. Они знают, что Маргарита хотела, чтобы я увезла Грасиелу в Калифорнию. Вот и подумайте;

Каждый, начиная с доньи Теодоры, точно знает, что произошло и почему.

— Если все так оно и есть, то мне и вам придется прикончить нескольких кузенов Барранкас, — не уступал Тай. — Я хотел бы быть уверен, что убиваю людей не без веской причины.

— Маргарита верила, что кузены — безжалостные убийцы. Верила настолько, что предпочла умереть, но не доверить ребенка одному их них. Разве этого не достаточно?

Тай свернул к болотистой низине, спешился и пошел вниз по склону, отыскивая подходящий ручеек. Он его нашел в самом низу и окликнул Дженни:

— Вода мутноватая, но пить ее можно. Заночуем здесь.

Решив, что она вроде бы не собирается с ним спорить, Тай поднялся наверх, чтобы расседлать обеих лошадей и управиться с наиболее тяжелыми вещами, так как Дженни владела только одной рукой.

Занимаясь делом, он восстанавливал в памяти сцену возле харчевни в безымянной деревеньке. У него было впечатление, что кузен Эмиль хотел получить за Грасиелу выкуп, но теперь Тай припомнил, что Эмиль Барранкас ни слова не говорил о выкупе. Может, в семье любили ребенка и просто хотели вернуть Грасиелу в ее родной, как они считали, дом? Это объяснило бы письмо доньи Теодоры Барранкас-и-Тальмас. Донья Теодора рассчитывала, что кузены найдут девочку и вернут ей. Она не хотела отдавать Грасиелу незнакомке или Сандерсам в Калифорнию.

Его беспокоило, что события могут иметь иное истолкование, нежели то, какое дала Дженни. В равной степени беспокоило его и то, что она могла быть права. Маргарита, безусловно, верила, что кузены способны на преступление. Она умерла, потому что верила в это.

Съев по тарелке бобов с тортильями, они сидели у огня, прихлебывая кофе, а звезды одна за другой загорались в небе.

— Я скандалист и забияка, а когда надо, и стрелок, — говорил Тай, глядя, как отблески пламени пляшут на строгих чертах Дженни, — но я не убийца.