Не бойся любви - [43]

Зная, что наткнется на деревню, если поедет на восток по направлению к железной дороге, Дженни только через четыре часа заметила дымные завитки от горящего чапарраля, означающие, что где-то готовят пищу. Через несколько минут донесся запах еды, появились кучки тлеющего мусора, потом животные и, наконец, люди.

Дженни пожелала доброго вечера на испанском языке женщине, которая стояла возле маленького палисадника на краю деревни.

— Где я могла бы найти комнату, ванну и еду? — спросила она.

Деревня была недостаточно велика, чтобы в ней оказалась гостиница, и Дженни это понимала. Но она знала, что мексиканцы — люди приветливые и гостеприимные. Сегодня ей и Грасиеле не придется спать на земле. Сеньора и в самом деле отвела их в дом своей дочери, которая поспешно выдворила из комнаты двух ребятишек и ввела туда Дженни и Грасиелу.

— Спасибо, сеньора.

От усталости голос Дженни вырывался откуда-то из самых глубин гортани и звучал еще более хрипло, чем обычно. Если бы Дженни была одна, то послала бы к черту и ванну, и ужин и с благодарностью завалилась бы в один из гамаков, подвешенных в углу. Но ей надо было позаботиться о ребенке.

Грасиела стояла посреди маленькой комнаты, одной рукой сжимая медальон, приколотый к груди, а другой ухватившись за пылающее лицо.

— Я плохо себя чувствую.

— Сеньора Кальверас сейчас принесет ванну и чего-нибудь поесть, — еле выговорила Дженни, опускаясь на табурет у открытого окна.

Высыпали звезды, дул теплый ветерок, и Дженни распахнула воротник, чтобы высушить соленый пот на шее и груди. Крона дерева во дворе заслоняла ночное небо, и Дженни не нашла звезду Маргариты. Это хорошо. Дженни стала бояться ночи, когда Маргарита появлялась на небе и, глядя вниз, судила Дженни за ее дневные поступки.

Грасиела наклонилась, и ее стошнило прямо на пол. Девочка от слабости привалилась к стене, закрыла глаза, и ее ресницы казались угольно-черными на фоне иссиня-бледных щек.

— Малышка, что с тобой? — Дженни вскочила и прижала ладонь ко лбу девочки.

Ребенок весь горел. Вот черт! Дженни пригласила мужа сеньоры Кальверас войти в комнату. Он внес ванну, такую старую и помятую, что она могла бы принадлежать целую вечность назад какому-нибудь конкистадору[6].

Сеньора Кальверас следовала за мужем с двумя ведрами воды, которую она вылила в ванну. Глянув на лужицу рвоты, она вынула из кармана тряпку и протянула Дженни.

Дженни посмотрела на тряпку, потом на рвоту. Не слишком-то это приятно, однако она поняла, почему сеньора Кальверас решила, что убрать это должна Дженни. Грасиела не была ребенком сеньоры Кальверас, это крест Дженни. Но для начала следовало освободить девочку от ее костюма и усадить в ванну.

Грасиела открыла глаза и уставилась на ванну с тупым и жалким выражением, словно мытье было выше ее понимания. Она сползла вниз по оштукатуренной стене, словно тряпичная кукла.

— Ладно, на этот раз, так и быть, раздену тебя. Вставай.

Девочка не только выглядела как тряпичная кукла, но и двигалась так же. Ее руки безвольно повисли, когда Дженни вытащила их из рукавов. Ноги почти не держали ее. Когда Дженни взяла ее на руки, чтобы усадить в воду, все тело у Грасиелы пылало. Девочка села в ванну, наклонилась вперед и уставилась на пальцы ног.

— Подожди меня.

Это было не слишком умное предложение, поскольку голый, ослабевший ребенок вряд ли мог убежать. Собравшись с силами, Дженни прошла через дом на улицу. Постояла минутку, потом начала рассматривать сорняки, буйно разросшиеся в огороде. К счастью, луна вынырнула из-за облака, и Дженни сразу увидела заросли лопуха; она набрала полную горсть листьев, принесла их в кухню и обратилась к хозяйке:

— Сделайте одолжение, сеньора, — заговорила она озабоченным голосом. — Не будете ли вы так добры прокипятить вот это в целой кварте[7] воды. Пусть покипит, пока не останется всего пинта[8] жидкости.

Сеньора Кальверас кивнула, потом протянула Дженни мисочку с кружочками лука и несколько полосок ткани.

— Это для малышки, — сказала она. Дженни тупо поглядела на лук,

— Она должна это съесть?

— Нет, сеньора, — мягко произнесла сеньора Кальверас. — Это надо прибинтовать к подошвам ног. Лук вытянет жар.

Она приподняла босую ногу и ловкими движениями показала Дженни, куда надо привязать нарезанный лук.

— Спасибо, — поблагодарила Дженни. Как же она забыла, что лук действует не хуже, чем чай из лопуха? Но у каждой женщины свое излюбленное средство.

Грасиела не двигалась. Все так же согнувшись она смотрела затуманенными лихорадкой глазами на свои ноги.

— Девочка, как же ты меня напугала! Как мне это не нравится! — говорила Дженни, выжимая тряпку и осторожно стирая пыль с лица Грасиелы.

— Мне больно, — прошептала та.

— Я знаю. Я смажу тебе лицо алоэ, как — только ты искупаешься.

— Я не хочу есть. Я хочу только спать.

— Хорошо. Встань, я вытру тебя полотенцем.

Дженни подняла девочку и поставила на ноги. Грасиела покачнулась, словно от невидимого ветра, глаза ее были закрыты. Дженни вытерла ее, надела ночную рубашку и отнесла в гамак. Подсунула под голову подушку и накрыла Грасиелу до подбородка тонкой простыней. Грасиела подняла на нее глаза.