Назначение в никуда - [2]

И наконец глубоко внизу я заметил страх, выплывающий из-под ненависти и всего, что еще сохраняло саму страсть к жизни. И я знал, что это жизнелюбие обречено.

– Спасибо, брат, – вздохнул он и, как к богу, поднял ко мне скованные руки. – Спасибо, независимо от памяти о прошедших радостях, которую мы разделяем с тобой! Спасибо, во имя любви нашей матушки, леди Элеоноры, святой…

– Не погань имя той, что любила тебя! – заорал я, ожесточив свое сердце воспоминанием о ее лице, бледном в отблеске приближающейся смерти, заставляющем меня поклясться вечно защищать и покровительствовать тому, кто теперь коленопреклоненным стоял передо мной…

Он рыдал, когда его оттаскивали, рыдал и клялся в своей истинной любви и преданности мне. А позже, в своих покоях, рыдал я, вновь и вновь слыша глухой удар топора палача.

Мне говорили, что под конец он обрел мужество и шел к плахе с высоко поднятой головой, как приличествует сыну королей. И своими последними словами он меня – простил.

Ох, он простил меня…

Какой-то голос звал меня по имени. Я моргнул и увидел лицо Молли как бы сквозь дымку.

– Джонни, что это?

Я тряхнул головой, и галлюцинация исчезла.

– Не знаю, – сказал я. – Может быть, недосып.

– Твое лицо, – выговорила она. – Когда ты взял в руки бокал и поднял его вверх, как сейчас, ты выглядел – как чужестранец…

– Возможно, это напомнило мне кое о чем.

– Это тебя тоже достало, не так ли? Джонни?

– Может быть. – Я одним глотком проглотил бренди.

– Самое лучшее для тебя – уйти, – мягко сказала она. – Ты знаешь это.

– А если они не… Нельзя иметь все, – заметил я. Она посмотрела на меня и вздохнула.

– Мне все время казалось, что ты должен идти по жизни своим путем, Джонни.

Я почувствовал, что ее глаза следили за мной, пока я выходил сквозь застекленную дверь на холодный вечерний воздух. Над заливом клубился тяжелый туман, сквозь который большие ртутные лампы внизу освещали пирс, как мост в никуда. На конце его в тумане плавала моя лодка. Легкоуправляемая, сорокафутовая, она была почти выкуплена. Суденышко низко сидело в воде при полной загрузке своих четырехсотгаллонных баков. Пара 480-Супермарин-Крайслеров под ее транцем была старой, но в наилучшем состоянии – я собственноручно перебрал их. Они всегда привозили меня туда, куда бы я ни направлялся, и обратно.

Я прошел мимо моторного сарая, когда двое мужчин выделились из тени и вышли, преграждая мне дорогу. Одного из них, крупного экс-боксера, звали Джекези, другой был мелкой пташкой с лисьим лицом в костюме автогонщика. Он щелчком отбросил сигарету, пригвоздил ее носком ботинка и поддернул рукава жестом карточного шулера, готовящегося к быстрой сдаче.

– Это мистер Рината, Кэрлон, – сказал Джекези. Кто-то когда-то попал ему в глотку, и с тех пор его голосом был хриплый шепот – Он приехал из Палм-Бич специально, поговорить с тобой.

– Приятно видеть вас, мистер Кэрлон, – человек с лисьим лицом вынул длинную узкую руку, похожую на обезьянью.

– Я говорил вам, чтобы вы не толклись вокруг моей лодки?

– Не упрямься, Кэрлон, – сказал Джекези. – Господин Рината большой человек и проделал долгий путь…

– Организация Защиты Рыбаков – важная организация, приятель, – заговорил Рината. – Человек может избавить себя от кучи неприятностей, замолчав.

– А какие неприятности могут меня ожидать? Он кивнул, как будто я сказал что-то разумное.

– Скажу вам вот что, Кэрлон, – заявил он. – Чтобы доказать нашу добрую волю, мы отменим три сотни вступительного взноса.

– Просто убирайтесь с моей дороги, – сказал я и попытался пройти мимо них.

– Подожди минутку, старик, – прорычал Джекези. – Морды вроде твоей с мистером Рината так не разговаривают.

– Легче, Джекези, – мягко сказал Рината. – Мистер Кэрлон слишком разумен, чтобы лезть на рожон.

Я уловил направление, в котором он мельком бросил взгляд, и увидел машину, разгружавшуюся посреди улицы. Два человека склонились у переднего крыла, согнув руки.

– Со временем вы двинетесь с места, Кэрлон, – сказал Рината, показывая мне несколько зубов, которые нуждались в обработке. – Парни, что ходят сами по себе, не имеют шансов в наши дни. Слишком острая конкуренция. – Он взял несколько бумаг из внутреннего кармана и вручил мне. – Подпиши их, дружище. Это самое умное, что ты сможешь сделать.

Я взял бумаги, порвал пополам и выбросил.

– Еще что-нибудь, или вы, наконец, смотаетесь? – спросил я.

– Его лицо стало отвратительным, но он вытянул руку, чтобы удержать Джекези сзади.

– Это очень плохо, Кэрлон. Слишком плохо. Рината вынул свой платочек из наружного кармана, взмахнул им. Я быстро отступил мимо него и левым боковым достал Джекези прежде, чем его рука получила время окончить свой разворот от бедра. Дубинка вылетела, Джекези сделал пару шагов назад, сохраняя равновесие, и шумно перевалился через боковой парапет.

Я сгреб Ринату, и выдавил из его одежды маленький автомат. Он нагнулся за оружием и вошел в соприкосновение с носком моего ботинка.

Он шлепнулся на спину, выплевывая кровь и мяукая, как мокрый котенок. Двое из группы поддержки, сзади, перешли на бег. Я схватил оружие и попросил Ринату дать им отбой, но сверкнул выстрел, кашлянул глушитель, и пуля прорезала воздух у моего правого уха. Я дважды выстрелил с бедра. Человек затормозил и упал: другой шлепнулся с доски. Я схватил Ринату за воротник и потащил его, поднимая на ноги.