Назначение в никуда - [11]

Повернитесь лицом к этому – он ушел от вас. Что вы собираетесь делать с ним?

– Не будьте дураком, Байярд! Вы знаете, Империя стоит лицом к лицу с кризисом – и прекрасно осознаете, что я действую по приказу официальных лиц очень высокого ранга! Вы не только выбросите к чертям свою карьеру, но и жизнь, если выступите против меня! Сейчас я хочу получить объяснения, почему вы попали в эту точку, что ожидали совершить здесь и куда послали человека, которого я хочу видеть!

– Я попрошу вас действовать, – сказал Байярд. – И давайте кончать с этим!

– Дайте мне эту свинью! – сказал Льюжак и сделал быстрый шаг вперед, но Рината оттолкнул его назад.

– Я возьму вас в Стокгольм, Ноль-Ноль, – сказал он Байярду. – Вас поставят под расстрел за это ночное дело – я вам это обещаю!

Майор положил руку на его плечо, и они прошли сквозь пролом в стене, а полминуты спустя красный предательский свет исчез, означая, что челнок Ринаты ушел. Я щелкнул переключателем, который сдвинул меня обратно к полнофазной идентичности, дождался, пока обратно вернется цвет к вещам, после чего вышел и переключил машину назад к полуфазе. Она замерцала, как мираж, и скрылась.

Воздух еще колебался, когда устье тоннеля взорвалось. Как только пыль осела, стало видно, что тоннель плотно забит обломками скалы. Майор принял меры предосторожности, закрыв за собой вход.

Глава IV

У меня ушло четыре часа на перетаскивание острых обломков скалы, прежде чем я смог протиснуться мимо последнего куска и высунуть голову на открытый воздух за старой каменной стеной, петляющей в паутине нестриженого кустарника. Я протиснулся, глотнул немного свежего воздуха и попытался отбросить чувство, что проспал все представление. Принцип Оккама говорил мне, что простейшим объяснением этому было одно: я затянут в смирительную рубашку этакого тихого дома отдыха и выбираюсь из оперившейся системы иллюзий. Но если я видел это во сне, то сон еще продолжается. В десяти футах от норы, из которой мне удалось выкарабкаться, я обнаружил набор следов обутых ног, а через несколько ярдов следы тормозивших шин. Вероятно, здесь и парковался челнок майора – если это был майор, и у него был челнок, который парковался.

Пока я прослеживал эту мысль, из тени вышел человек по имени Льюжак, и я во второй раз почувствовал, как ломающая кости очередь нерв-автомата захлестнула меня с головой.

Я очнулся лежащим на полу перед панелью управления челноком со скованными за спиной руками. Это не была машина Байярда, так как присутствовало безошибочное окружение незнакомых шкал, циферблатов и большой, светящийся розовым экран, от которого шел звук, пронизывающий мои кости, пока не вырос до уровня слышимого.

На экране кое-что произошло. Старые стены слева возвысились и рухнули кучей обломков. Меж каменными глыбами проросли побеги. Побеги утолщились, и россыпи почернели, как обугленные, затем засияли голубым и сползли в студенистую лаву. Река разрасталась, выплескиваясь из берегов, стала черным, как нефть, морем, что распростерлось до грубого вулканического конуса, который далеко на горизонте отбрасывал красный свет. Зеленая слизь карабкалась на скалы, показавшиеся над поверхностью воды, потом видоизменилась в мох, который превратился в поганки пятидесяти футов высотой, теснившие и давившие друг друга в борьбе за подножье. Вода оседала, и новые растения показались из моря; нечто лианоподобное, похожее на извивающихся змей, выбросило себя над джунглями, и крохотные черные растения подпрыгнули к его щупальцам, разъедая его, как кислотой. Широкие листья выталкивались из-под сгнившей растительности и обертывались вокруг черных лианоедов. Я видел все это сквозь какую-то разновидность пурпурного газа боли, что совсем не облегчало кошмара.

Появилась животная жизнь: странные твари с деформированными конечностями и бесформенными телами, похожими на оплывшие восковые статуи, стояли среди больной раком растительности. Листья становились гигантскими, закручивались и опадали; чешуйчатые, деформированные деревья росли вверх – и все это при том, что твари не двигались с места. Они извивались, закручивались, переливались в новые формы. Сорокафутовая ящерица попала в объятия растения с каучуковыми, усыпанными шипами ветвями, которые ранили шишковатую спину, пока эта спина не обрела свои собственные шипы, которые прокололи колючее дерево, и оно съежилось и отпало; а ящерица сжалась в лягушковидную тварь, потом раздулась в прибрежного головастика размером с корову и утонула в тине.

Ночь под радиоактивной луной на миг засияла как белый день, затем тварь рассосалась и челнок повис в пустом пространстве, куда свет солнца доходил из-за свечения обратной стороны пыли и каменных обломков, которые вздымались в бледном гало, что, должно быть, образовывало карликовые кольца Сатурна. Затем Земля появилась вновь: пыльная равнина, где простирались низкие растения, которые толстели на глазах и обращались в путаницу кустарника с точками невысоких деревьев, больных раком.

Последние становились выше, развивались нормальные ветви и зеленые листья, атмосфера медленно очищалась, луна всплывала все выше на темном небе, полном светящихся облаков.