Назидательные новеллы - [22]

Достойная награда,

Чтоб небо было радо,

Его сладчайшей музыке внимая;

И на земле повсюду

Узнают все, кто только внемлет чуду,

Очарованье слуха,

Блаженство чувств, успокоенье духа.

А н д р е с

Блаженство чувств, успокоенье духа

Сулит сирены пенье,

Дарующей забвенье

И тем, чье сердце безответно глухо.

Прасьоса красотою

Гордится лишь как малою чертою.

О, милая услада,

Венец созданья, восхищенье взгляда!

К л е м е н т е

Венец созданья, восхищенье взгляда,

Ты хороша, хитана,

Ты свежая поляна,

Ты в летнем зное нежная прохлада,

Ты молния, чья сила

И снеговое сердце бы спалила,

Ты непонятной властью

Зовешь к блаженной гибели и к счастью.

По всему было видно, что еще не скоро кончили бы влюбленный и невлюбленный поэты, если бы за спиной у них не прозвенел голос Пресьосы, слушавшей пение. Они насторожились, услыхав ее, и, недвижимые, перейдя в восторженное внимание, стали ее слушать. Она же (не знаю, было ли это внезапное вдохновение или давно уже ей известные стихи) с удивительной находчивостью пропела следующие строки, представлявшие собою как бы ответ певцам:

В этой распре шаловливой,

Где любовь идет закладом,

Не безумно ль ставить рядом

Участь скромной и красивой?

Самый скромный колос хлеба,

Зреющий легко и просто,

Благодатной силой роста

Может вознестись до неба.

И моей невзрачной меди,

Так как ей эмаль — смиренье,

И в богатстве и в значенье

Позавидуют соседи.

Я не сетую, не плачу,

Если кто не мил со мною;

Я сама себе устрою

В жизни счастье и удачу.

Мне бы лишь развить свободно,

Что меня к добру склоняет;

Пусть потом определяет

Так судьба, как ей, угодно.

Там увидим, есть ли сила

У красы моей такая,

Чтоб она, меня венчая,

Мне и голову вскружила.

Если души смертных равны,

Может и душа цыгана

Одного достигнуть сана

И с такими, что державны.

То, что о себе я знаю,

Мне дает на это право;

Ведь любовь знатней, чем слава,

И садится выше к краю.

На этом Пресьоса закончила свое пенье, а Андрес и Клементе поднялись ей навстречу. У них состоялась беседа, причем Пресьоса обнаружила в своих словах столько ума, скромности и остроты, что Клементе вполне оправдал выбор Андреса: ибо до самой последней минуты он все еще колебался, относя скорее за счет молодости и неразумия его чересчур смелое решение.

Наутро табор снялся с места, и цыгане отправились на стоянку в одно селение, приписанное к Мурсии и находившееся в трех милях от этого города; здесь-то и приключилось с Андресом несчастье, едва не стоившее ему жизни.

Вышло так, что, уплатив властям обычный в таких случаях залог, состоявший из серебряных сосудов и вещей, Пресьоса, ее бабка, Кристина с двумя цыганочками, Андрес и Клементе поместились на постоялом дворе одной богатой вдовы, у которой была дочь лет семнадцати-восемнадцати, скорей распущенная, чем красивая; для большей ясности прибавим, что звалась она Хуана Кардуча.

После того как она увидела танцы цыган и цыганок, ее опутал дьявол, и она влюбилась в Андреса, да так страстно, что решила открыться ему и взять его — если он того пожелает — в мужья, пусть даже наперекор всей родне. И вот была выбрана минута для объяснения. Произошло это во дворе, куда Андрес зашел осмотреть осликов. Подойдя к нему, она поспешно, из страха, чтобы ее не застали, проговорила:

— Андрес (она уже знала его имя), я девица и к тому же богата; у матери моей нет других детей, кроме меня; постоялый двор этот — наш; кроме того, есть много виноградников и два дома. Ты мне приглянулся; если хочешь меня в жены, — бери! Отвечай скорей! Если ты не глуп, оставайся, и увидишь, какая у нас пойдет жизнь!

Андрес подивился образу мыслей Кардучи и с поспешностью, как она просила, ответил:

— Дорогая сеньора, я уже дал слово жениться; мы, цыгане, женимся только на цыганках. И да воздаст тебе господь бог за милость, которой ты вздумала меня подарить, но которой я недостоин!

Кардуча едва не упала замертво от такого сурового ответа, и она, наверное, ответила бы Андресу, если бы не заметила, что во двор входят цыганки. Она убежала пристыженная и посрамленная и с превеликой охотой отомстила бы, если б могла.

Андрес благоразумно решил поскорее скрыться и уехать подальше от этой девушки, подсунутой ему дьяволом, ибо он ясно прочел в глазах Кардучи, что и без брачных уз она отдалась бы в полное его распоряжение, но ему не улыбалась такая «схватка лицом к лицу и в одиночку», а потому он стал просить, чтобы цыгане покинули ночью эту местность; те, послушавшись его, как всегда, привели это немедленно в исполнение: в тот же вечер взяли обратно залог и уехали.

Кардуча поняла, что с отъездом Андреса уходит половина ее души и что ей не представится больше случая просить об удовлетворении ее желания, а потому она задумала задержать Андреса силой, поскольку нельзя было настоять на своем мирными средствами: уступая внушениям злостного умысла, она ловко, хитро и незаметно подложила в вещи Андреса, которые она хорошо заприметила, несколько ниток дорогих кораллов и две серебряные патены вместе с другими своими безделушками.

Едва цыгане отъехали от постоялого двора, как она подняла крик и заявила, что они украли у нее драгоценности; на крики ее сбежались власти и народ со всего села. Цыгане остановились и дали клятву в том, что никаких краденых вещей у них нет и что они готовы показать все мешки и коробы своего табора. Это обстоятельство очень взволновало старуху цыганку, испугавшуюся, как бы не обнаружились при розысках драгоценности Пресьосы и одежда Андреса, сберегаемая ею с большою заботою и осторожностью; однако разбитная Кардуча очень быстро обделала это дело, и после того как был кончен осмотр второго узла, велела спросить, где находятся вещи того цыгана, который так прекрасно танцует; она, мол, видела, как он два раза проходил в ее комнаты, а потому возможно, что он их и взял.