Назад в СССР - [5]

Потом был обмен мнениями и прочие формальности, и в конце, как итог, корейцы подтвердили готовность начать работу с новым фондом и берут время на выработку решения о сумме инвестиций. Условились встретиться через три недели, когда юристы подготовят необходимые для подписи документы.

И тут Антон не удержался – шальная мысль промелькнула в его голове, и в следующий момент уже он обращался к переводчице и просил ее перевести его просьбу. Смысл ее заключался в том, что Антон хочет потереться с ними носами. Ни больше ни меньше. Переводчица перевела.

Наступила долгая пауза.

– Они не против? – спросил Антон.

Переводчица перевела вопрос, и тут наконец все, как по команде, закивали головами.

Тогда Антон обошел молча стоящих корейцев, обнял каждого за плечи и потерся носом о нос. Пусть думают, что этот русский немного ненормальный и эксцентричный. Пусть думают, что то, что писал о русских Достоевский, – чистая правда. Почему нет?

В конце концов корейцы смогли расслабиться, стали улыбаться и кивать головами в знак одобрения. Им это понравилось, и они почувствовали себя более непринужденно.

– Теперь мы с вами одной крови, – сказал Антон.

Переводчица перевела.

– Мы заработаем много денег.

Переводчица перевела.

– Я князь Мышкин и Рогожин в одном лице.

Переводчица перевела.

Никто ничего не понял.

Антон сказал:

– Достоевский…

Это переводчица переводить не стала. Корейцы радостно закивали и повторяли друг за другом – Достоевский… Достоевский…

Когда они ушли и пожатия и поклоны закончились, Антон ослабил галстук и прошел в свой кабинет, налил себе виски и, уставившись в окно, выпил. В комнату зашла секретарь, она стояла молча и ждала, пока Антон обернется. Но он, продолжая глядеть в окно, спросил:

– Ты, наверное, хочешь знать, что я там вытворял и что за ахинею нес про Достоевского?

– Это… было так неожиданно.

– Так хочешь знать или нет?

– Хочу.

Антон повернулся.

– После нас они посетят еще несколько инвестиционных фондов и до этого уже в паре побывали. Как ты думаешь, что они запомнят из всех этих утомительных и скучных переговоров, цифр и диаграмм?

– Что?

– Все, что они запомнят, – это то, как мы терлись носами. Вот так.

Девушка молчала.

– Ну, что скажешь?

– Я немного… шокирована.

– Вот и хорошо. Пусть корейцы думают, что это такой особенный ритуал у русских.

– А Рогожин и Мышкин… в одном лице. Что это было?

– Не знаю… Правда не знаю… – Антон прошелся по кабинету. – Меня немного понесло… Рогожин – делец, а Мышкин – идиот, бессребреник. В любом русском что-то есть и от того и от другого… Может быть. Не знаю.

Антон остановился и открыл дверцы бара.

– Кстати, а почему тут все меньше виски и вина и все больше соков и воды? Я просил об этом?

– Нет.

Антон подошел ближе к девушке и заглянул ей в глаза:

– Скажи – ты это делаешь специально?

– Что?

– Подменяешь виски и коньяк шипучкой и соками?

Девушка смутилась и опустила глаза:

– Я…

– Ты хочешь спасти меня от алкоголизма?

– Нет… Я…

– Но ты ведь это делаешь специально?

Девушка подняла глаза и произнесла:

– Да…

– Я что, по-твоему, много пью?

Девушка ответила, немного поколебавшись:

– Да…

– Да?

– Мне так кажется…

Антон усмехнулся.

– Ты сильно рискуешь.

– Почему?

– Говорить неприятную правду – не самый лучший способ держаться за свое место.

– Вообще-то я – держусь. И крепко!

– Правда?

– Да. – Девушка подняла взгляд и решительно посмотрела на Антона.

– Ну, ладно… Ладно… Давай сделаем так… Мы сейчас потремся носами в знак примирения, но больше так не делай… Хорошо?

Молчание. Опущенный взгляд. Огромные черные ресницы, о которые дробится оранжевый солнечный луч.

– Хорошо? – переспросил он.

– Да. – Девушка кивнула головой.

Антон взял ее руками за плечи, приблизился и медленно потерся своим носом о ее – маленький и тонкий.

Пачули, лаванда, кориандр… Пахло приятно. Почему от девушек всегда так приятно пахнет? – спросил он себя и не нашел ответа.

Когда секретарь ушла, Антон сел за свой стол и до самого вечера просидел перед мониторами, передающими данные с бирж. Читал бесконечные отчеты и выкладки. Он стал похож на голодного волка, вышедшего из чащи, чтобы на кого-нибудь наброситься и растерзать. Как волку была нужна кровь, так ему – деньги. Он выискивал любую возможность их заработать – для себя и своих инвесторов – и в этом деле он был хорош.

Но день кончился, и надо было ехать домой. Антон поднялся из кресла, потянулся и накинул пиджак, потом прошел к шкафу из карельской березы и достал светлый плащ от Burberry. Вышел из кабинета и спустился на скоростном лифте вниз. В сгустившихся сумерках он пересек улицу, зашел в магазин и купил бутылку вина. Продавщица улыбнулась ему, убирая покупку в бумажный пакет.

– Хорошего вечера, – сказала она.

– Теперь он точно будет хорошим, – Антон потряс пакетом перед ее смуглым лицом и вышел наружу. В этот момент разом зажглись все фонари вдоль улицы, словно приглашая его на праздник. Антон выбросил пакет и сел в машину, завел ее и медленно поехал куда глаза глядят. Рука машинально нащупала и нажала нужную кнопку приемника, раздался хриплый голос Томаса Алана Уйтса. Под аккомпанемент его голоса, гармошки и фортепьяно Антон медленно ехал, поднеся бутылку к губам и глядя на большой рекламный экран на другой стороне улицы – дорогие машины сменяло пиво, виды пляжей с белым песком и загорелыми телами полуобнаженных моделей – реклама сотовых операторов и страховых компаний. Потом все повторялось с той же последовательностью.