Найти в себе силы - [9]

Ляля наконец заставила себя прислушаться к Светкиным излияниям. А та старалась вовсю:

— Ну так вот. Позвонил мне вчера этот придурок, ну, ты понимаешь, про кого я, и предложил прошвырнуться в тот бар, в котором мы зависали на Восьмое марта. Ну как его там? — И она начала щелкать пальцами, ожидая от Ляли подсказку.

— Ну да, я поняла. И чего?

— Короче, пришли мы туда, и угадай, кого я там встретила? — Света посмотрела на Лялю долгим вопросительным взглядом. — Ну, угадай, угадай.

— Откуда ж я знаю? Ну не томи, колись!

— Сяву! — Судя по Светкиному тону, Ляля должна была сделать круглые глаза и закричать на всю улицу: «Вот это да!» Однако имя Сява было для Ляльки пустым звуком, и она лишь безмятежно спросила:

— А кто это такой?

— Ну ты даешь, мать. Тебе напомнить?

— Валяй, — скучающим тоном предложила Ляля и зевнула. Девчонки уже подходили к школе, как вдруг Ляля вспомнила, что совершенно не подготовилась к алгебре. Забыла про домашнее задание из-за всех вчерашних неприятностей.

— Черт! — вырвалось у нее.

— Вспомнила? — обрадовалась Света.

— Да нет, — задумчиво протянула Ляля. — Слушай, ты решила задачи с интегралами?

— Да.

— Будь другом, дай списать.

— Да что это с тобой? Ты — и списывать? — Светка засмеялась. — Дам, конечно, держи тетрадку!

Они поднялись по ступенькам и зашли в здание. Необычная школа из красно-белого кирпича считалась элитной гуманитарной гимназией, и простых смертных сюда принимали в виде исключения, только если им посчастливится жить в этом районе. Так что Ляле со Светой повезло. Каждый раз, когда Светке приходилось корпеть над сложной работой по английскому, она вслух принималась жаловаться на то, как жизнь несправедлива. Учились бы в обычном учебном заведении и горюшка не знали. С другой стороны, она не упускала возможности «захомутать» очередного богатенького мальчика из параллельного класса, чтобы тот вечерком покатал ее на папочкином авто.

Сейчас в просторном холле было подозрительно тихо. Взглянув на большие настенные часы, Ляля тихонько охнула: звонок прозвенел несколько минут назад. Девчонки понеслись по широкой лестнице вверх, перепрыгивая через ступеньку. На цыпочках подойдя к кабинету алгебры, он же по совместительству и кабинет геометрии, они стали прислушиваться к происходящему внутри. Пожилая, с рыжей башней на голове учительница делала перекличку и отмечала отсутствующих.

— Я что-то не вижу неразлучную парочку — Соколову и Гладкову.

— Мы здесь, Градислава Юрьевна, — в один голос закричали девчонки, стоя под дверью. В классе послышалось хихиканье.

— Может быть, вы все-таки одарите меня счастьем наблюдать вас, — строгим тоном произнесла учительница. Градислава Юрьевна была, в сущности, преподавательницей неплохой и понимающей, но при этом свято старалась блюсти «гимназические традиции». Несмотря на годы (злые языки поговаривали, что сама она в школе училась еще до революции), Градислава Юрьевна сохранила прямую горделивую осанку и властный взгляд, поневоле заставлявший любого ученика, уличенного в смертном грехе, вжимать голову в плечи. К таковым относились злостные опоздания, хроническая неуспеваемость и даже отсутствие сменной обуви зимой. В настоящую ярость Градислава Юрьевна приходила, если нерадивый школьник неверно выговаривал ее имя-отчество: покраснев и надув щеки, сверкая глазами, она немедленно направлялась к классному журналу, чтобы поставить бедняге заслуженный кол. Но особый колорит ей добавляла манера говорить в нос, картавить «по-французски». Редкий ученик избежал соблазна исподтишка передразнить педагога. Хотя долг свой перед образованием эта женщина давно выполнила, уходить на пенсию она не собиралась, считая, что без нее «тут все развалится». Но годы брали свое, а потому Градиславу Юрьевну все сильнее раздражали гомонящие дети, а также их непонятливость и невежливость. Порой она взрывалась из-за сущих пустяков, и потому Лялька со Светой сейчас чувствовали себя крайне неуютно.

Вдвоем они с виноватым видом зашли в класс и начали перетаптываться с ноги на ногу.

— И в чем же причина вашего опоздания на этот раз? — спросила учительница, всматриваясь в девушек пронизывающим взглядом поверх опущенных на нос очков.

Девчонкам, как назло, ничего не приходило на ум, они лишь с глупым видом переглядывались. В классе воцарилась тишина.

— Что ж, садитесь. С вами будет отдельный разговор на перемене. А вас, Гладкова, я бы впредь попросила не являться в школу с такими яркими ногтями. Потрудитесь дома стереть это безобразие, здесь вам не публичный дом.

Свету уже давно нельзя было смутить подобным замечанием, и в ответ она только ухмыльнулась. А потом тихонько шепнула Ляльке:

— И чего Града злобится? Лак как лак… Я сегодня хотела зеленым накрасить, под цвет кофточки, только лень было искать.

Все уроки геометрии проходили по одному и тому же сценарию: проверка домашнего задания, иногда — небольшая контрольная, а затем вялое решение заданий из учебника — смельчаки мучились у доски, все остальные пытались справиться с математическими премудростями в тетрадях. Ляльке все давалось легко: она могла весь урок проболтать на задней парте и все равно к концу занятий знала новую тему лучше всех. Вот и сейчас, закончив переписывать у Светки нерешенное дома, она приготовилась слушать подругу.