Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К° - [36]

— Как, говоришь, его фамилия?

— Данассис. Грек. А больше стал называть себя Денисенко. У него есть дочь — балерина, Элла...

— Ну и что? — не понравилось Крикуну упоминание о балерине. — В огороде бузина, а в Киеве дядька... У греков все есть, и дети у них тоже греки.

Крикун с едва заметной улыбкой покосился на своего сопровождающего, но тот не обиделся, и потому дальше пошел деловой разговор, как подойти к переводчику и выяснить, не способствует ли он контре в бегстве за границу и не замешана ли в этом его дочь, гастролировавшая по городам Черноморского побережья. Остановились на том, что Крикун с помощью Василя подкараулит Данассиса в удобном месте и намекнет ему о своем желании перебраться в заморские страны, пообещав расплатиться за услугу золотом.

Начальник местной ЧК, выслушав Крикуна и Василя, согласился с их планом действий, но рекомендовал начать с дочери, которая, по имевшимся у него сведениям, куда больше, чем старик, охотилась за золотом и теми, у кого оно было. Василю также поручалось обстоятельно поговорить со своим знакомым матросом-греком и попытаться навести более подробные справки о бежавшем.

Крикун встретился с переводчиком после того, как Элла, увидев в руках Василя золотые монеты царской чеканки, поведала отцу о некоем неизвестном, пожелавшем его повидать.

Золото, изъятое у контрабандистов, Василю выдано было в отделе под расписку и со строгим наказом смотреть в оба, чтобы не отобрали. Элла протянула руку за монетой, но Василь пообещал расплатиться по окончании дела.

Крикуну тоже пришлось как бы невзначай переложить из одного кармана в другой золотые монеты, так как переводчик оказался неподатлив и наигранно удивлялся, что к нему обращаются по такому вопросу.

— Вы что же думаете, молодой человек, мне жизнь надоела? — сказал переводчик, однако несколько смягчился, увидев золото.

— Смотрите, — заметил Крикун. — Но я рискую не меньше и без гарантий не соглашусь ступить даже на трап.

Эти слова были решающими.

— Могу познакомить с одним капитаном, — сказал Данассис. — Остальное — дело ваше.

— Капитан надежный?

— Все будет зависеть от оплаты.

— Сколько?

— С ним договоритесь.

— Примерно? — настаивал Крикун. — Может, у меня мало?

— Сколько запросит...

— Значит, будет торговаться?

— Как и все греки.

— Да... — с сожалением протянул Крикун.

Он стремился уяснить для себя, как часто принимал участие в подобных сделках переводчик. Данассис уходил от этого разговора, но Крикун из услышанного уже твердо зацепился за его посредническую деятельность и прямо спросил:

— А сколько заплатил тот, кого недавно отправили на «Апостолосе»?

— Вы что же меня — допрашиваете? — возмутился Данассис. — Я вас не знаю и знать не желаю. Полагаю, переговоры исчерпаны. Честь имею...

Но Крикуна такой ситуацией удивить или вывести из себя, чтобы разойтись в разные стороны, было невозможно.

— Я тоже честь имею служить в ЧК. Так что честь на честь — это и получится фамилия того...

От неожиданности Данассис вздрогнул. Пенсне соскочило с его носа и повисло на тоненьком шнурке. Переводчик подхватил очки и дрожащими руками водворил их на место, растерянно глядя на невозмутимого Крикуна, ожидавшего ответ.

— Зимин, — наконец с акцентом произнес Данассис.

— Зимин?

— Да. Больше ничего не знаю. Так он мне представился.

И переводчик поведал кое-что Крикуну о том, как был отправлен некий Зимин на «Апостолосе» в Турцию, умолчав, что об этом просила его дочь. Фамилия Зимин ни о чем Крикуну не говорила, но он выслушал Данассиса до конца.

17

Четыре месяца Урумов жил, как он полагал, на нелегальном положении в СССР. Несколько раз виделся с «членами подпольной организации». Памятуя о напутствиях Улагая, он пытался разобраться во всех деталях деятельности подпольщиков, но люди, с которыми он встречался, проявляли в беседах с ним большую осторожность, ссылаясь на провалы после визитов заграничных гостей.

— Вы что — побудете и уедете, господин полковник, а нам тут оставаться. Так что не взыщите, — сказал ему один казак из «подпольщиков».

 

Организацией всех «подпольных» ситуаций, отрепетированных, как в театре, занимались Крикун и Гуляев. Они выступали в роли руководителей подполья, а по сути — постановщиков представлений.

Два раза Урумов встречался с «членами организации» в Ростове. Донцы вели себя угрюмо. Они в один голос заявили, что делают все, что им велят, но у них есть свои атаманы, а Улагая они не знают. Хотели бы с ним погутарить лично, узнать, кто он таков и какую он власть хочет. Присутствовавший при этом Крикун восполнял пробелы в беседах и заполнял паузы ссылками на мнение своих земляков — васюринских казаков, что бы они, к примеру, сказали по тому или иному поводу. Организаторы встреч сразу предупредили Урумова, что в целях конспирации не принято спрашивать фамилий и задавать вопросы, по которым можно было бы установить личность «подпольщика». Правда, один из них, проникшись доверием к полковнику, по секрету сказал, что он войсковой старшина из станицы Зассовской. От этих встреч у полковника Урумова возникла уверенность в существовании организации во главе с бывшими офицерами. Полковник отметил также размах организации — Ростов, Краснодар, Пятигорск, Славянская... Ему понравилась география, и он собирался с удовлетворением подчеркнуть это при докладе Улагаю.