Найти человека - [2]
— Не произошла ли ошибка? Товарищи уверяют, что вами было названо мое имя по радио… Мои родители умерли. Не понимаю, кто меня разыскивает?
— Сестра. У вас есть сестра в Усть-Каменогорске. Она вас ищет вот уже двадцать лет. Отца вашего звали Михаил? А маму — Евгения?
Ошибки не было. Все сошлось.
Первая удача, в январе 1965 года, я думаю, никогда не забудется.
Разговор с Клавдией Илларионовной Рукиной закончился совсем неожиданно. Я послала ей телеграмму с просьбой позвонить мне, она живет под Москвой. Сообщила ей по телефону, что ее сестра Зинаида найдена, жива, здорова.
Клавдия Илларионовна долго не могла справиться с волнением, все повторяла:
— Я из автомата говорю, из автомата… Плакала в трубку, не находила нужных слов. А потом вдруг спросила озабоченно:
— А что же, у нее фамилия-то прежняя? Почему Зина замуж не вышла?
Вот на этот вопрос я ответить не могла.
Десятилетия прошли, а люди не забывают своих близких. И не только сыновей, дочерей, родителей, — ищут и глухонемую старую тетку, и племянника, с детства прикованного к постели, Ищут, не страшась обременительных забот.
Может быть, потому письма, полные скорби, все же оставляют и светлое чувство в душе.
ПЕРВАЯ ИСТОРИЯ В ПИСЬМАХ
«…Я, Ниевес Гарсиа, испанская политэмигрантка и мать, обращаюсь к вам, прошу помочь найти дочку, потерянную в дни блокады Ленинграда.
Во время одной из бомбежек я оказалась под развалинами моего дома, находящегося по адресу: ул. Красная, 33. Оттуда меня вытащили раненой и отвезли в больницу. Моя четырехлетняя дочь находилась с соседкой в бомбоубежище… Когда я вышла из больницы, мне сообщили о том, что девочку отправили на эвакопункт по адресу: 4-я Советская. Я пошла по этому адресу, мне ответили, что девочки там нет. Все мои попытки найти ее до настоящего времени оказались напрасными. Мои знакомые сообщили мне, что в одной из Ленинградский газет 1949 г. говорилось о девочке-сиротке, известной всем в школе под именем «испанка». В последнее время я почти потеряла надежду найти ее, но сегодня узнала о том, что вы помогаете многим в поисках, и в моем сердце снова возникла надежда найти свою любимую дочку. Ее зовут Тереза Васильевна Рыбакова, дочь Василия Рыбакова и Ниевес Гарсиа. Она родилась в 1939 году в Ленинграде.
… Я уверена, что вы поможете мне».
Я прочла письмо Ниевес Гарсиа и хотела на конверте, как всегда, написать: «На очередь». Но передо мной встала Испания, которую я увидела в 1937 году. Окровавленная и совершающая чудеса храбрости. Передо мной встала Испания и та женщина, та рыдающая женщина, которую я никогда не забываю. Проездом мы оказались в одном из безлюдных городков высоко над морем (мы — это советские писатели, делегаты антифашистского конгресса). На узких улочках, идущих уступами к морю, прямо на земле, сидели древние старухи и гадали на картах, скоро ли кончится война. К нам подошла молодая женщина, худая, босоногая, в черном изношенном платье и черной шали. Жестами она пыталась рассказать нам о чем-то, достала из-за пазухи фотографию маленького смеющегося мальчугана и прикрыла его голову ладонью. Мы не понимали, мы хотели рассмотреть лицо мальчика, но женщина опять закрыла детское лицо.
— Она объясняет, что ее сыну фашистским снарядом снесло голову, — сказал Михаил Кольцов.
Испанка подняла руку, показала свой палец. Один палец. Это означало, что она осталась совсем одна. И вдруг она вытерла слезы, крикнула: «Вива Испания!..» У нее осталась Испания…
С той минуты, как я увидела испанских матерей, их глаза, в которых горело горе, увидела на балконах и окнах городка, похожего на средневековый, развешанные испанками красные юбки, красные шали вместо красных полотнищ, которых у них не было, увидела в окопах под Мадридом молодых бойцов, идущих в бой почти безоружными, с поднятыми кулаками, — Испания стала для меня навсегда кровно дорогой.
И вот из этой Испании приехала Ниевес Гарсиа. Я пометила на конверте: «Срочно, в передачу».
Сразу же после передачи пошли отклики, письма самых разных людей. Одни горячо интересовались судьбой маленькой Терезы, другие предлагали свою помощь в поисках. Третьи уже включились в них: каждый, кто когда-либо знал какую-нибудь Терезу, спешил сообщить ее биографию.
Пришло письмо от девушки по имени Алла, непосредственное, даже наивное:
«Я воспитывалась в детском доме. О себе ничего не помню, знаю только, что маленькой жила в Ленинграде. Именно из Ленинграда меня эвакуировали с другими детьми. Но все говорят, что я очень-очень похожа на испанку. Я, правда, очень похожа. Не я ли дочь испанской политэмигрантки? Мне почему-то кажется, что я обязательно ее дочь…»
О письме Аллы я все же сообщила Ниевес Гарсиа. И вот какой пришел ответ:
«.. Получила ваше письмо и фотокарточку незнакомой девушки. Узнать в ней мою дочь не могу. Не в силах, потому что помню ее очень маленькой, с темно-голубыми глазами, темно-русыми кудряшками и курносеньким носом… Мне кажется, что ребенок в четыре года твердо помнит свое имя…»
Итак — пока неудача! По сдержанному тону письма чувствовалось, что мать ни на секунду не поверила, что Алла, «очень-очень похожая на испанку», — ее дочь. Да к тому же оказалось, что Тереза Рыбакова как раз на испанку и не похожа: курносенькая, с темно-голубыми глазами.
