Окончательно обеспокоенный, он нанял в Лос-Анджелесе частного детектива по имени Вильям Картер, чтобы тот отыскал его дочь. А через три дня Картер позвонил ему и сообщил, что он получил ценную информацию от танцовщицы Лоррейн в “Пеликан-клубе”, где, по словам Бинга, Изабел последнее время работала в сигаретном киоске. На следующий день Картер позвонил Бингу из Лас-Вегаса, штат Невада, сообщил, что дело почти закончено, что ему надо только еще повидаться с парнем по имени Дэнт вечерком, а на следующий день он снова будет звонить ему. Бинг, который не находил себе места от тревоги, договорился с Картером, что тот сообщит ему, что бы он ни выяснил, но после этого Картер как в воду канул. Я в этом не усмотрел ничего серьезного, но Бинг решил, что ему необходимо обратиться ко мне. И вот я нахожусь в “Пеликане” в ожидании встречи с особой, которую Бинг описал как “какую-то плясунью”.
Мой официант отсутствовал не более полминуты, вернувшись, он сразу же подошел к моему столу. Я не видел для этого оснований, но у меня сложилось впечатление, что он нервничает. Или чем-то напуган. Подойдя, он сказал:
— К сожалению, сэр, она не желает вас видеть.
Я нахмурился.
— Вы отдали ей мою карточку?
— Да, сэр, конечно.
Возможно, ее обидела моя слишком напористая просьба пойти потанцевать? Возможно, ее чувство юмора было менее гибким, чем она сама?
Я спросил его:
— Она это как-то объяснила?
— Нет, сэр.
Это никуда не годилось. Я снова достал бумажник.
— Давайте попытаемся еще раз. Скажите ей, что...
Но он уже тряс головой, отталкивая мой бумажник. Он пробормотал:
— Нет, нет... лучше не надо.
После этого он буквально сбежал.
Я заморгал, ничего не понимая. Он даже не справился, принести ли мне бокал бурбона. Ну и черт с ним! У меня было всего два подхода к Изабел Эллис, исчезнувшей дочери моего клиента, Лоррейн была одним из них. Поскольку я находился здесь, я должен был попытаться встретиться с ней. Я занимался сыскной деятельностью в Лос-Анджелесе и его окрестностях вот уже пять лет с тех пор, как демобилизовался с флота после войны, и я твердо знал, что нельзя отступать только из-за каприза какой-то девушки.
А этот официант повел себя как-то необычно...
Я поднялся и прошел мимо эстрады для оркестрантов через черную занавеску тем же путем, как минуту назад прошел официант с моей запиской. За дверью находился просторный холл, вытянувшийся влево по всей ширине клуба, слабо освещенный лампочкой без всяких плафонов. В противоположной стене имелись три или четыре двери, к одной из них прислонился высокий парень в коричневом габардиновом спортивном костюме.
Я подошел к нему, и он мне подмигнул. У него были крупные белые зубы, которые не полностью прикрывались толстыми губами, и наглые карие глаза.
Я спросил у него:
— Это костюмерная Лоррейн?
Он кивнул, взмахнув при этом засаленными волосами. Они на минуту вздыбились у него над головой, потом распались на две части, закрыв виски, как будто у него из черепа выпирали мозги. Но я-то был уверен, что с мозгами у него дело обстояло иначе. Теперь он стоял точно по центру, и его широкие плечи загораживали вход в комнату.
Я вежливо спросил:
— Как насчет того, чтобы отойти в сторону?
Хмыкнув, он буркнул:
— Я... не намерен.
Это “я” получилось протяжным, остальное же он выпалил без остановки.
Глупая ухмылка на его роже, отрицательный ответ и тон, каким это было сказано, меня задели.
— Послушай, приятель, — заговорил я уже менее миролюбиво, — я хотел постучать в эту дверь. Не стучать же мне через тебя?
Он усмехнулся и отошел в сторону, сделал несколько шагов по холлу и оглянулся на меня.
— Иди сюда, — сказал он заговорщицки, будто хотел сообщить какой-то секрет, — пойдем.
Быстро дойдя до входа в клуб, он махнул мне рукой, приглашая меня с собой. Я не понимал этого парня. Задержавшись у двери, он снова махнул мне рукой и сказал:
— Иди живей. Я что-то тебе скажу. Тебе это понравится.
Я прошел следом за ним в клуб. Парень был высоким, на какой-то дюйм ниже меня, а плечи у него были шире моих. Мне казалось, судя по его поведению, что у него в голове явное завихрение. Однако, как оказалось потом, я сильно ошибался.
Посреди центрального помещения клуба он остановился и спросил:
— Ты — Скотт?
— Да. Черт побери, как ты узнал?
Конечно, наружность у меня необычная, но я был уверен, что мое имя он узнал из карточки, которую я передавал с официантом. Он доказал правильность моей догадки, вытащив из бокового кармана мое послание. Демонстративно порвав его на несколько кусков, он отдал мне обрывки. Ничего не объяснив, он снова ухмыльнулся и спросил:
— Где твой столик, Скотт?
Все это мне не нравилось, но я решил продолжить игру. Я кивком головы показал на маленький столик, он прошел к нему и плюхнулся на свободный стул. Я тоже туда прошел, он указал на мой стул.
— Садись, Скотт.
— Хватит, любезный. Что это ты затеял? Что за дурацкая игра?
— Не игра, Скотт. Ох, да сядь же на минутку. Хочу с тобой поговорить.
Я сел, все еще не в силах разобраться в этом типе. Отодвинув подальше от себя пепельницу, он уперся локтями в стол. Я обратил внимание на вздувшуюся вену у него посреди лба, выпиравшую в том месте, где у всех людей бывает гладкая кожа. Я сам сильно загорел, но этот парень был буквально коричневый. Он проводил много времени на солнце.