Найдется добрая душа - [45]

— Да не угодно ли вам взглянуть на систему «джексон»?

Мигом он вскочил на лестницу, с верхней полки достал картонную коробку. И я уже во все глаза любовался «Джексоном», коньками удивительно тонкими, похожими на «снегурки», но куда красивее, как и «нурмис», привинченными намертво к ботинкам.

— Это превосходит «нурмис» в том смысле, — объяснил Ландориков, — если вы, молодой человек, пожелаете выписывать на льду фигуры: «тройку», «восьмерку», делать «ласточку», «пистолет» или вертеться юлой.

— Вертеться юлой, — самозабвенно и, пожалуй, про себя произнес я, вспомнив поход на каток с мамой и того, в шапочке с помпоном, в коротких штанах пузырями. Конечно, я хочу вертеться юлой, как вертелся он, хочу выписывать эти загадочные фигуры.

Но неутомимый Ландориков завлекал меня все дальше, как завлекают в дремучий лес колдуны. Он работал вдохновенно, артистически. Он показывал, что называется, товар лицом. Едва заметная улыбка не покидала его губ, потому что работа доставляла ему радость. Тогда я, конечно, не мог понять этого, как не понимал — зачем он так рассыпается передо мной, за кого меня принимает. И только много лет спустя, вспомнив этот день, я понял, что Ландориков, блестящий мастер своего дела, томился без работы и рад был показать мастерство хотя бы мне, а может быть, забавлялся сам перед собой.

— А не желаете ли вы, молодой человек, играть в ледяной футбол?

Я никогда не слыхивал о такой игре и уставился на него во все глаза.

— Ледяной футбол, иначе хоккэй, прекрасная, мужественная игра. Развивает силу, ловкость, глазомер, смелость.

Всю жизнь я мечтал развить в себе такие драгоценные качества. Именно это мне и надо.

— В таком случае следует приобретать систему «гагинские». Вот, пожалуйста. И как удачно вы зашли: осталось всего две пары вашего размера.

Рядом с «Джексоном» он положил на прилавок коньки с широкими площадками, с дутым, трубкой, корпусом, в который были впаяны тонкие ножи.

— Но коньки, молодой человек, прежде всего — скорость, резвость. Лучшие конькобежцы не уступают в скорости даже поезду. Даже автомобилю. Хотите бегать быстрее всех?

В моем благодарном, доверчивом взгляде он прочитал неукротимое желание бегать быстрее всех.

— В таком случае вам надо приобрести коньки системы «норвежские». Жаль, фабрики не выпускают вашего размера. Но есть, на ваше счастье, единственная пара. Один буржуй заказывал сыну. В Москве изготовили. По особому чертежу. А буржуй, тем временем, вылетел в трубу. И остался невыкупленный заказ на ваше счастье. Такой пары, поверьте, ни у кого в городе нет. Да что в городе? Во всей Сибири не найдете!..

Длинные, изящные, с тончайшими ножами, не просто впаянными в дутые трубки, но еще и прошитые головками крошечных заклепок, эти коньки обещали стремительный полет по льду, встречный свист тугого ветра и ни с чем несравнимое счастье ураганного движения.

Вошел Арцынович, и Ландориков сразу как-то погас, устало спросил:

— Ну-с, на чем мы остановили внимание? Что же мы купим?

А внимание мое разбежалось. Все сразу хотелось купить мне.

— Прикажете завернуть «норвежки», молодой человек? Или «нурмис»?

— Заверните «норвежки», — сказал я. — Только в кредит. У меня пока гривенник. Вот…

Ландориков растерянно поглядел на протянутую монетку, а его компаньон Арцынович громко захохотал.

— Эх, молодой человек! — вздохнув, сказал Ландориков. — Кто бы мне предоставил кредит? Вы не знаете? Ступайте тогда с богом…

И я поплелся домой. В витрине колбасного магазина вдовы Копьевой не было ни поросенка, ни окорока, ни колбас. Даже ни одной тоненькой сосиски. Рабочие на веревках опускали со стены железную вывеску. Никаких сластей не оказалось и в кондитерской Ламбриониди.

Примерно через неделю мы с отцом шли по улице Урицкого. Вот-вот поравняемся с магазином Арцыновича и Ландорикова. Сейчас, сейчас я увижу коньки всех систем. Но железными ставнями с висячими замками были закрыты магазинные окна. А на дверях, тоже закрытых, висела табличка: «Фирма ликвидирована. Претензии не принимаются». У меня к фирме претензий не было. Только коньки в нашем городе теперь нигде не продавались, кроме как на толкучем рынке. И в тот год, и в последующие, я тоже остался без коньков.

Отец мой тогда долго болел, а я с утра уходил в длинную очередь за хлебом и возвращался с буханкой — на всю семью по карточкам — когда время было идти в школу. А по вечерам выключалось электричество, город был темным, последние уроки в школе шли при коптилках, которые стояли на партах. До коньков ли тут?

И все же, иногда, я приходил к стадиону, денег у меня, конечно, не было, перелезал в самом дальнем месте через забор и смотрел на ребят, носящихся по льду.

Коньки с ботинками я получил не скоро, уже в седьмом классе. К тому времени исчезли хлебные очереди, новые турбины заработали на городской электростанции, а в доме, где когда-то был магазин Арцыновича и Ландорикова, открылся спортивный магазин общества «Динамо».

— Да, наступило другое время, — удовлетворенно говорил мой отец, работавший теперь в плановом отделе механического завода.

На месте снесенной Благовещенской церкви устроили еще один каток, меня приняли в общество «Юный динамовец» и стали учить игре в хоккей с мячом. О хоккее с шайбой мы тогда еще не слыхивали.