Найденная - [3]
Но вот послышался удар в гонг. Директор быстро поднялся в свою ложу. Море голов шумело и волновалось под ним.
Внезапно погасли люстры и вспыхнул экран.
Жюль Фар увидал набережную реки с каким-то причудливым сооружением, каким-то сказочным городом башен и колоколен.
— Кремль! Кремль! — послышались голоса. Русские пришли-таки посмотреть советскую фильму.
Оркестр, усиленный для этого торжественного вечера, заиграл какой-то бравурный марш. Под этот марш потянулись московские улицы, мелькнула Сухарева башня и вдруг надпись:
Стройные ряды солдат в остроконечных суконных шлемах мерно шли вдоль какой-то белой стены.
И вдруг оркестр, на секунду сделав паузу, грянул:
Казалось, что бомбу бросили в огромный зал. Все вскрикнули, свистки смешались с аплодисментами, ноги затопали, тросточки застучали, полицейский комиссар вскочил со своего кресла, но это был заранее обдуманный трюк.
Оркестр сыграл только первую фразу и тотчас перешел на военный марш. Придраться было не к чему. Между тем уже эти несколько аккордов произвели впечатление удара хлыста. Страсти разгорелись.
Теперь все уже принимали в ходе действия непосредственное участие.
— Молодец, Иван Храбрый! — кричали одни. — Иди бей буржуев!
— Они тебе покажут, где раки зимуют, шантрапа! — кричали другие.
— Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
— Да здравствует лига наций!
— У-лю-лю...
— Молчать...
Раскинулась необъятная степь.
Господин Жюль Фар никогда еще не видал таких огромных равнин.
Там и сям, как застывшие волны, возвышались одинокие курганы. Маленькая точка появилась на горизонте. Она все разрасталась и разрасталась. Теперь можно было ее разглядеть: это всадник, скачущий во весь опор. Оркестр грянул лихой галоп.
— Ого! Иван Храбрый! — кричала публика.
— Пусть-ка он сломит себе шею.
— Зачем ему ломать свою шею. Он лучше сломит шею другим...
— Долой! Фью...
Свистели в ключи, хлопали в ладоши. Полицейский комиссар вертелся, словно сидел на горячих угольях.
Но всадник исчез.
Появилась базарная площадь маленького степного городка.
Мирные волы спокойно стояли, пережевывая жвачку, стояли арбы, нагруженные мешками.
Шел базарный торг. Длинноусые дядьки приценивались к обливной глиняной посуде.
Оркестр заиграл: «Ой, за гаем, гаем». Странно прозвучала для ушей парижан украинская мелодия.
Какая-то женщина остановилась, разговаривая со старухой-торговкой, и в этот миг в огромном зале «Геракла» раздался звонкий возглас:
— Маруся! Маруся!
Все оглянулись.
Какой-то мальчик лет пятнадцати стоял, простирая руки к экрану. Это он крикнул: «Маруся».
Но базар уже исчез, и теперь по степи медленно пробирались люди в мохнатых шапках, с ружьями наперевес.
Жюль Фар, слышавший непонятный для него возглас и тоже посмотревший на кричавшего мальчика, повернулся снова к экрану. Он знал, что сейчас должны были появиться белые.
А мальчик между тем что-то с живостью объяснял своим соседям, и те удивленно качали головою.
— Тсс... — крикнул кто-то, — довольно болтовни.
Опять появилась базарная площадь, но на этот раз она была уже пуста. По ней лихо промчались казаки, размахивая нагайками.
Оркестр грянул
Успокоенный комиссар перевел дух и вытер со лба пот. Часть публики зааплодировала, кто-то свистнул.
На экране начался бой.
Барабан гремел, изображая артиллерийскую пальбу. Лошадь пронеслась без всадника, размахивая пустыми стременами. Казаки мчались, рубя кого попало.
В степи клубились дымки — взрывы снарядов.
И опять вдруг грянуло в оркестре:
И опять в страхе подпрыгнул комиссар, но опасная мелодия мгновенно перелилась в бешеный марш. Танки упорно заковыляли по неровной земле. Их преследовали меткие выстрелы.
Какие-то верховые в погонах пронеслись вихрем, и один из них, раскинув руки, упал на круп своего коня.
Иван Храбрый появился раненый, оборванный, но счастливый, размахивая саблей.
Бешеные свистки и бешеные аплодисменты потрясли могучий купол «Геракла».
Вспыхнул свет.
Казалось, все только-что сами принимали участие в сражении. Глаза горели, кулаки сжимались. Хохот, возгласы, все сливалось в один нестройный вопль, слышный даже на улице.
Жюль Фар, бледный и взволнованный, сошел в кабинет.
А новая толпа, жаждущая второго сеанса, уже рокотала в фойе.
Дюру, не стучась, вошел в кабинет. Он смотрел именинником.
— Ну как? С аншлагом? — улыбаясь, спросил его Фар.
— Десять аншлагов надо вывесить, чтоб остановить эту толпу. Нас штурмует весь Париж. Полный сбор обеспечен еще по крайней мере на три недели, если не на месяц. Мы одним ударом убили Америку. Ха-ха... «Кровавая рука», «Золотой корабль». Никто не будет больше смотреть этой требухи. Давайте нам что-нибудь такое, что шибало бы в нос, но не как шампанское, а как запах пороха. Я удивляюсь, как это обошлось без драки, ей-богу. А ловко это мы подсунули интернационал. Вы следили за выражением лица полицейского комиссара? Я думал, что с ним будет нервный припадок. Честное слово.
В это время в кабинет просунулась голова одного из распорядителей.
— Простите, господин Фар.
— В чем дело? Я занят.
— Там какой-то мальчик, очевидно, русский.
