Навстречу звездам - [236]
‑ Урон? А почему твоя смерть была бы для нас невыгодной?
‑ Во‑первых, я уже сказал, почему. А во‑вторых, вы бы расписались в том, что убиваете своих политических противников, настолько явно, что это стало бы очевидно всем. Не слишком ли много совпадений ‑ те, кто против мондиализма и вашего фашистского режима как сегмента глобальной "пирамиды", "скоропостижно умирают"; а те, кто верой и правдой служил и служит инфернальным силам, даже не стареют?!
‑ Даже если это и так ‑ ведь убил же Кучма журналиста Гонгадзе? Убил он мне сам признался в доверительной беседе! Этот его устный приказ даже на пленку записали ‑ а в случае с тобой я бы такой оплошности точно не допустил. Да, он убийца. Но ничего не случилось ‑ все поняли, что это было его неотъемлемое право, что это было вполне естественным решением для подобного случая. Того, кто оскорбляет господина и поднимает на него свою рабскую пяту, убивать не только можно, но и нужно ‑ чтобы другим неповадно было! И мы своей внезаконной сущности тоже никогда не скрывали, мы никогда не стеснялись убивать тех, кто против нас выступал... И почему ты вообще решил, что если бы ты умер, то все должны были бы подумать на власть? Мы действительно могли бы добиться твоей смерти, когда ты только‑только заявил о себе. Автокатастрофа, воспаление легких, сердечный приступ, нападение бандитов, пусть даже потом пойманных и осужденных; бесследное исчезновение... У меня, повторяю, огромный опыт в устранении тех, кто бросал мне вызов, кто оскорблял меня и угрожал моей власти! И тебя я, конечно, тоже мог бы устранить! Ты разделил бы участь своего любимого "Мира" ‑ я бы тебя в сортире замочил, как Рохлина и Боровика!.. Я бы парализовал всех коммуняк животным страхом! Один за другим, один за другим ‑ без обвинений, без суда! И концы в воду ‑ все выглядело бы вполне естественно!
‑ Как Рохлина и Боровика? Но я же чисто русский, и я тогда не был ни генералом, ни депутатом, ни всенародно известным журналистом. Я был самым что ни на есть рядовым гражданином, я не был обласкан вашей преступной властью ‑ в отличие от некоторых. Вы просто не имели права от рядового ограбленного "гоя" ожидать чего‑либо иного и обижаться на меня... А насчет того, что не подумали бы на вас ‑ ищи того, кому выгодно. Даже если бы непосредственные исполнители действовали вслепую, то все равно "кремлевский след" был бы очевиден. Неважно, каким экзотическим способом вы бы "устранили" меня ‑ главное, я бы ушел из жизни. Но то, что я успел сделать, рано или поздно "устранило" бы вас самих ‑ со мной или без меня.
‑ У тебя мировоззрение фанатика‑шахида ‑ из тех, что взрывали себя в Израиле.
‑ Да, правильно. Перед тем, кто стопроцентно готов к смерти ради победы, враг абсолютно бессилен. Я понял, что свергнуть вас можно только став шахидом ‑ и никак иначе. Но моя бомба взрывалась бы вечно...
‑ Ты просто больной...
‑ Не более, чем вы. Единство и борьба противоположностей... Мы ‑ два края единого целого и в некотором роде похожи друг на друга.
‑ Я тоже это понял ‑ еще тогда... Вне зависимости от того, как я к тебе отношусь, ты едва ли не самый интересный человек, с кем мне приходилось сталкиваться в своей жизни... Но друг с другом, один на один, мы говорим в первый и последний раз за долгие десятилетия... Как ты стал таким? Кто тебе мозги повернул?
‑ В раннем детстве у меня было ощущение того, что вся огромная страна принадлежит мне наравне со всеми. Я был уверен, что все, что меня окружает, доступно каждому ‑ и мне в том числе. Возможно, это и есть счастье. Настоящее счастье ‑ как воздух: пока оно есть, его не замечаешь... А когда вы начали проводить либеральные реформы, то я сначала не понял ‑ почему одним даются такие огромные привилегии и возможности, а жизнь других становится все хуже и хуже?.. А вот картинка из августа 1991 года: обезумевшая толпа громит памятник Дзержинскому... Да и вообще "демократическое" выступление отличалась отличной организованностью, неистовой волей, несокрушимой уверенностью и тому подобное ‑ в отличие от того, что произошло два года спустя. И еще ‑ отовсюду выпирала жестокая эгоистическая злость. Да, именно эгоистическая ‑ эти человекоподобные точно знали, чего хотели. Они свергали Дзержинского, мечтая о том, как будут "стричь" "быдло" без всяких препятствий со стороны государства. Отнюдь не за "быдло" они поднимали власовский флаг!
‑ Ты точно знал, что "господином" не станешь?
‑ Да, точно знал.
‑ Знаешь... Я как‑то задумался над тем, как плодятся фанатики, подобные тебе, и проконсультировался со специалистами. И вот какой интересный механизм открылся. Наиболее активные и непримиримые фанатики получаются как раз из тех, кто когда‑то мечтал стать господином, но по каким‑то причинам не смог стать и ‑ самое главное! ‑ вбил себе в башку полную невозможность этого. Или кто‑то другой постарался вбить этому амбициозному человеку такую мысль. И поэтому он так рассудил: если мне не удалось, то пусть уж вообще не будет "везунчиков" ‑ а значит, "да здравствует революция!" Признайся ‑ именно поэтому ты мечтал о восстановлении социализма?
Каково это – узнать, что твой мир не единственный? Что их сотни, и ты можешь не только перемещаться между ними, но и создавать свои? Что можешь подчинять в них людей и даже воскрешать мертвых? Каково это – узнать, что за тобой ведется охота? Что ты – важнейший инструмент, и только от тебя зависит будущее? Вокруг рождаются и умирают целые миры, и тебе нужно как можно быстрее решить – чью сторону принять. Юкон – козырь, и от него зависит расклад.
«Сюда никто никогда не ходил, даже местные мальчишки, но она решила рискнуть. Озираясь и вздрагивая, Вики просочилась – иначе не скажешь! – в огромные ворота, их не закрыли наглухо, щель оставалась. „Зачем нужны такие хоромы?“ – подумала она, посмотрев вокруг, спасибо, отцовский фонарик еще кое-как светил. Впереди была лестница, и по ней Вики взобралась повыше. Тут, похоже, орудовали мародеры: стены были буквально ободраны, только кое-где сохранилась красивая цветная отделка, ее то ли не заметили, то ли не сочли ценной и оставили, как есть.
Темная земля эльфов Наггарот горька и негостеприимна, а далекий север тем более. Белити, повелительница зверей из Каронд Кара, и ее охотничьи отряды отправляются в эту замерзшую пустошь, границу с кошмарным Хаосом. Немыслимые опасности ждут в этих северных краях, и даже силы друкаев может быть недостаточно, чтобы противостоять Ветру Перемен.
Мир молодого мага рушится в одно мгновение. Он становится изгоем, угрозой и проклятием для своего мира. Древний артефакт переносит его в другой мир. Туда, где он может обрести себя. Понять для чего он родился и решить кем ему быть.
Париж, 1889 год, незабываемый май. Город полон туристов, сами парижане тоже высыпали на улицы – Всемирная выставка оживила столицу! К радости Обрубка и его команды: шестеро сирот, беглецов из приюта, промышляют мелкими кражами. Однажды Хромой ворует часы. Они оказываются необычными: стоит подвинуть стрелку немного назад – и ты возвращаешься в прошлое! Но очень скоро эти часы понадобятся ему отнюдь не для забавы и розыгрышей. Удивительная находка запускает страшный механизм: исчезают люди, гремят взрывы, гибнут невинные – сколько ни поворачивай время вспять, трагедий не избежать! Обрубку, Хромому, Спичке, Заике, Сопле и Плаксе предстоит раскрыть тайну, грозящую тысячам гостей Всемирной выставки… нет, даже не смертью, а намного хуже! Роман французского писателя Антони Ино Комбрекселя (родился в 1980 году) – это гремучая (о, как неслучайно это слово!) смесь классических приключений, эстетики стимпанка и динамики ролевых игр.
В Бретани ходит поверье о черном человеке по имени Анку, который увозит грешников в последний путь. У многих впереди поездка в один конец на его черной телеге – идет 1914 год, и гром небывалой войны докатился даже до отдаленных рыбацких деревушек. Но Гвена, ученика знахаря, ждет не загробный мир, а неведомая далекая страна, которая будто сошла со старинной картины. В землях Двенадцати провинций слыхом не слыхивали о пароходах и подлодках, зато верят, что птичка пибил умеет врачевать раны, а черепахи – путешествовать во времени.