Навстречу ветру - [35]

Лучшим из этого был Роберто. Он не бил ее и не напивался, как делают многие мужчины. Иногда в субботнюю ночь он мог выпить лишнего, когда оба гуляли вместе с дружественными семейными парами, но это был веселый кутеж, во время которого его тянуло петь, целовать ее и трогать руками, и пытаться потом заняться с ней любовью, хотя он всегда засыпал, так и не начав. Роберто любил ее, хорошо с ней обращался, отдавал ей все деньги, ласкал ее с такой нежностью, которую Бенвинда даже не могла себе раньше представить, и иногда подолгу глядел на нее так, будто она — единственная женщина на свете, королева. Бенвинда отвечала Роберто на его чувства изо всех сил, на которые только была способна, ревностно ухаживая за ним, чувствуя, что способна когтями и зубами защищать атмосферу благополучия, которую он создавал ей каждый день. Не существовало достаточно вкусных блюд, ни достаточно хорошо выглаженных рубашек, ни достаточно гладко застеленных простыней, чтобы Роберто отдыхал и чувствовал себя комфортно, вернувшись с такой тяжелой работы. Когда она видела, как он заходит в дом с лицом, перепачканным углем, изнуренный после долгой смены работ в шахте, с покрасневшими и будто бы испуганными от избытка света глазами, ей очень хотелось приласкать его, словно дитя, искупать и накормить, а потом убаюкать так, как она качала своих младших братьев.

Бенвинда не только прибиралась, готовила, гладила белье и проводила какое-то время с подругами, но и записалась в школу для взрослых. На Кабо-Верде она никогда не ходила в школу. Ее братья отучились первые несколько лет, но отец считал, что девочкам не нужно ничему учиться. Достаточно уметь хорошо считать деньги, когда с ними расплачивались в таверне, заниматься домашним хозяйством и рожать детей. Он говорил, что Бог создал женщин именно для этого. Теперь Бенвинда изучала все, что могла, и получала удовольствие от каждого нового открытия, словно ребенок. По вечерам после ужина, пока Роберто смотрел телевизор, она садилась за кухонный стол и усердно выполняла все упражнения, настолько сосредоточившись, что забывала, что муж ее ждет, чтобы ложиться спать. Бенвинда быстро научилась читать и писать, а также выполнять сложные арифметические действия. Между тем незнакомый язык сам по себе привязался к ней, и через три месяца она могла объясняться с кем угодно в деревне. Роберто гордился ее сообразительностью и прилежанием, он говорил ей, что когда-нибудь она станет профессором. А она смеялась, успокоенная и радостная.

За те пять лет была только одна единственная неприятность: Бенвинда не могла забеременеть. Когда в конце концов они обратились к врачам, им сказали, что у Бенвинды проблемы с маточными трубами, и у нее не может быть детей. Им было очень жаль, но это чувство продолжалось недолго. Бенвинда и Роберто сразу же заговорили об усыновлении. На Кабо-Верде было много детей, которые нуждались в родителях. Это было бы несложно. Тем не менее, они решили отложить это на какое-то время. В тот момент им было достаточно друг друга рядом.

Однажды январским утром Роберто вышел из дома в четыре часа на первую смену в шахте. Перед уходом он по обыкновению медленно поцеловал свою жену. Она перевернулась на другой бок и что-то пробормотала, но не проснулась. Шел снег. Ему нравилось идти под падающим снегом в ночи, глядя, как хлопья сверкают в темноте, словно маленькие звезды, тихо падающие на землю. Это был последний раз, когда он наслаждался этим видом, наслаждался чем-либо. В восемь утра в шахте произошел обвал. Роберто остался там, погребенный на глубине двухсот метров вместе с двумя другими товарищами.

Бенвинда думала, что сойдет с ума. На многие месяцы она перестала понимать жизнь. Она не понимала, что произошло. Даже не хотела понимать. Бенвинда ненавидела весь мир и больше всего — Бога. Ее смех исчез, похороненный под тоннами черных обломков, убивших ее мужа. В то время ее подруги ухаживали за ней, по очереди дежуря, чтобы заставлять ее поесть и выпить лекарства, прописанные врачом, а также выводили ее на короткие прогулки, измотанную, равнодушную ко всему, что ей раньше нравилось. Бенвинда приходила в себя медленно, как больной, которому постепенно нужно было осваивать знакомые движения, принимать душ и одеваться, варить кофе или готовить еду, выходить за покупками, ненадолго включать телевизор, вникать в чужие заботы и радости, которые перестали для нее существовать.

Прошел почти год со смерти Роберто, когда она решила вернуться на Кабо-Верде. У нее скопилась определенная сумма благодаря возмещению, которое она получила после несчастного случая в шахте, помимо пенсии по вдовству. На ее родине это было целое состояние. Ей не нужно было возвращаться в Портелу и хоронить себя в отвратительной таверне в ожидании старости, среди грязных пьяниц, которые неустанно приставали бы к ней. Бенвинда могла обосноваться в столице, в Прайе, и организовать какое-нибудь дело. Она пока не знала, какое именно, но была уверена, что подберет что-то подходящее. Свойственный ей оптимизм день за днем возрождался. Бенвинда снова ухватилась за нить, всегда спасавшую ее от боли. Отчаяние рассеивалось и со временем превращалось в горсть серого пепла, который навсегда останется внутри, но не помешает ей продолжать жить и работать, и снова смеяться, так, чтобы ни один из тех, кто не знал ее раньше, не заподозрил, что в какой-то момент в ее жизни произошла катастрофа. Бенвинда снова на глазах у всех будет довольной и счастливой женщиной, окруженной атмосферой благополучия и доброжелательности, которая оберегала ее от бед.