Навстречу миру - [2]

Высокий металлический забор окружал территорию. Днем боковая калитка открыта, но ночью ее запирают, и рядом с ней сидит сторож. Главные ворота редко используют. Высокие и широкие, они выходят на проезд, который соединяет две основные дороги, идущие параллельно друг другу. Створки ворот скрепляют тяжелая цепь и огромный замок. Чтобы уйти незамеченным, мне надо было дождаться, когда сторож пойдет на второй круг. Когда он прошел мимо, я выждал некоторое время и бегом преодолел тридцать метров до главных ворот.

Я перекинул через них рюкзак, целясь так, чтобы он попал на траву рядом с асфальтом и приземлился как можно тише. Кроме того, отец всегда говорил мне: «Когда отправляешься в путешествие и подходишь к стене, всегда сначала бросай свой рюкзак, потому что тогда ты точно последуешь за ним». Я открыл замок, толкнул ворота и проскользнул в щель.

Мое сердце разрывалось от страха и возбуждения. Казалось, ночная тьма осветилась и поглотила все мои мысли, оставив лишь ошеломление от того, что я оказался с другой стороны забора, глухой ночью, впервые за свою взрослую жизнь один на один с миром. Я заставил себя начать движение. Протянув руки через прутья, закрыл замок, подобрал рюкзак и спрятался на обочине. Без двух минут одиннадцать – и вот я нахожусь между одной жизнью и следующей. Дыхание громом гремело у меня в ушах, живот крутило. Я с трудом верил, что пока все идет точно по моему плану. Чувства обострились и, казалось, выходили далеко за пределы моего концептуального ума. Мир внезапно засиял, и, мне показалось, что я вижу все на километры вперед… но никак не мог разглядеть такси.

Где такси?

Заказ был сделан на одиннадцать часов. Я вышел на проезжую часть в надежде увидеть свет фар. Я разрабатывал план, словно заключенный в тюремной камере, но у меня не было сообщников, и машина для побега меня не ждала. С другой стороны забора, позади меня, располагался Тергар, тибетский буддийский монастырь… и я был его влиятельным тридцатишестилетним настоятелем.

Годом ранее я объявил о своем намерении уйти в продолжительный ретрит. Это не вызвало ни у кого опасений. Трехлетние ретриты – обычное дело в моей традиции. Однако предполагалось, что я уединюсь в монастыре или каком-нибудь месте отшельничества в горах. Помимо Тергара в Бодхгае у меня есть монастыри в Тибете и Непале и центры медитации по всему миру, но никто и представить не мог моих настоящих намерений. Несмотря на свое высокое положение – или, точнее, из-за него, – я не собирался уединяться в каком-нибудь специально предназначенном для ретрита месте. Я решил последовать древней традиции садху, странствующих индуистских аскетов, которые отказываются от всего имущества ради жизни, свободной от мирских забот. Первые герои моей собственной традиции, карма кагью, следовали по стопам своих индуистских предшественников, укрываясь в пещерах и лесных чащах. Я собирался умереть для своей прежней жизни в качестве тулку – признанной реинкарнации духовного практика. Я собирался отказаться от роли младшего сына Тулку Ургьена Ринпоче, выдающегося мастера буддийской медитации. Я собирался жить без помощников и администраторов и хотел обменять защиту, которую давала мне роль настоятеля и держателя линии, на анонимность, которой я никогда не знал, но о которой всегда мечтал.

Наручные часы показывали десять минут двенадцатого. Мой план заключался в том, чтобы сесть на полуночный поезд в Варанаси. Он уходил со станции в Гае, всего лишь в тринадцати километрах от Бодхгаи. Такси я заказал тем же вечером ранее, на пути домой из храма Махабодхи, возведенного в честь пробуждения Будды под деревом бодхи. Побег того самого дерева сейчас растет в центре этого раскинувшегося храмового комплекса, и паломники со всего мира приезжают посидеть под его ветвями. Я часто ездил туда, но этим вечером специально отправился сделать кхору – ритуальный обход священного места по кругу – и поднести масляные лампы с молитвой о том, чтобы мой ретрит прошел хорошо. Меня сопровождал мой давний помощник лама Сото.

Появился свет фар, и я вышел на дорогу. Мимо проехал какой-то джип. Спустя еще десять минут я снова увидел фары. Огромный грузовик пронесся мимо, я отпрыгнул назад и поскользнулся в грязи. Когда я вытаскивал ногу из жижи, одна из моих резиновых сандалий застряла в ней. Достав ее, я снова спрятался. Мои руки были покрыты илистой грязью. Очарование моментом испарилось, и, как туман, стало надвигаться смятение. Любой, кто часто ходил по этой дороге, узнал бы меня. Никто никогда не видел меня без сопровождения, ни днем, ни ночью. Я считал приезд такси само собой разумеющимся. Я не имел ни малейшего понятия, что буду делать в Варанаси, но сейчас я должен был не опоздать на поезд. У меня не было запасного плана. Я быстро пошел в сторону главной дороги, обливаясь потом от жары и волнения.

Ранее тем вечером мы с ламой Сото отправились в храм Махабодхи на монастырском джипе. Мы ехали около трех километров – мимо маленьких магазинчиков, тянувшихся вдоль главной дороги: продуктовые киоски, забегаловки, интернет-кафе, магазины с сувенирами и побрякушками, туристические агентства. Частные автомобили и такси, велосипеды и рикши теснились на дороге вместе с тук-туками – трехколесными грохочущими моторизированными колясками. Ближе к храму вдоль улицы выстроились попрошайки с чашами для подаяния в руках. На обратном пути в Тергар мы остановились у одного из туристических агентств, где я заказал такси к главному входу монастыря на одиннадцать часов вечера. Разговор шел на английском, поэтому лама Сото, который понимал только по-тибетски, ничего не узнал об этой договоренности.